Мне жаль, что день великий скоро минет,

Умрет едва рожденное дитя —

в этом ключе никак не могут быть поняты (если не воспринять слова о смерти «дитяти» как парафразу: «начавшиеся, но прерванные отношения» — совершенно чуждый для «Стихов» стиль!). Зато смысл этих строк раскрывается при сопоставлении с эпизодом из Апокалипсиса (откуда взят и фразеологизм «великий день» — см. Ап 6:17, 16:14 и др.). «Жена, облеченная в солнце» (12:1) «родила < .> младенца мужеского пола < .> и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его» (12:5). Следующие две строки, эмоционально неразрывно связанные с предшествующими, — снова отклик на строки Фета (из стихотворения «А. Л. Бржеской»)[11], а заключительные стихи:

Не омрачить заветного свиданья

Тому, кто здесь вздыхает обо мне —

сливают спонтанное лирическое излияние с графической цитатой, ведущей к романтической антитезе «здесь — там» (ср. в переводе Жуковского из Шиллера «Путешественник»: «Там не будет вечно здесь»). При этом обилие явных и скрытых цитат никак не заглушает неповторимо блоковского зву­чания текста, а само оно в большой степени определено непрестанными «переливами» значений, спонтанной игрой «своих» и «чужих» слов[12], своих жизненных и культурных впечатлений.

Такого рода смысловые построения становятся еще сложнее и напряженнее в последних разделах СПД, где сосредоточены наиболее «загадочные» сти­хотворения цикла. Например, в стихотворении «Разгораются тайные знаки .» (Г, 236) начальный образ «тайных знаков / На < .> стене» воссоздаст извест­ную ситуацию из Книги пророка Даниила: «Валтасар царь сделал большое пиршество < .> В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали . на извести стены чертога царского < .> и вошли все мудрецы царя, но не могли прочитать написанного .» (Дан 5:1, 5, 8). Дальнейший текст — сложнейшее переплетение отсылок к фольклорно-мифологической традиции («маки . во сне», связанные и со сном, и со смертью) и к новозаветному тексту. Первое послание к коринфянам апостола Павла в стихотворении не цитируется, но сложно иллюстрируется: ветхозаветным «суровым чудесам» (ср.: «Иудеи требуют чудес» — 1 Кор 1:22) и античному «дневному» пафосу рационального познания («Эллины ищут мудрости» — там же), обнаружи­вающему свою химеричность («На заре— голубые химеры .»), противопо­ставлена, как и в Послании к коринфянам, Любовь, ср.: «Если < .> не имею любви, — то я ничто» — 1 Кор 13:2). Однако затем следует резкий смысловой слом, придающий тексту (как и циклу в целом) характер почти кощунствен­ный, с точки зрения официальной церковности. Противопоставление «эллин­ской мудрости» и Любви:

На листах холодеющей книги —

Золотая девичья коса, —

представляет христианскую любовь в облике, который навеян портретом Л. Д. Менделеевой, нарисованным с точностью «свидетельства о Случив­шемся» (одновременно возникает еще более «кощунственный» ряд затекстовых ассоциаций: «коса» = Любовь Менделеева = Любовь; ср. прямую игру именем Л. Д. Менделеевой в - позднейшем стихотворении «Стою у власти, душой одинок .» — I, 240). И наконец, последняя строфа, включающая фольклорный (и трансформированный эсхатологически) образ падающего неба, возвращает нас к интерпретирующим символам (сон) и цитатам начала стихотворения. Стих:

Мой конец предначертанный близок —

завершение легенды из Книги пророка Данила: первое из слов, начертанных на стене, означало: «Исчислил Бог царство твое и положил конец ему» (Дан 5:26).

Обилие и внутренняя «диалогичность» явных и скрытых культурных уподоблений в основных символах цикла, причудливо переплетенных с наивной реальностью Случившегося, — основной художественный механизм, создающий сложные и многогранные символы в СПД. Он же помогает ощутить в образах и коллизиях цикла одновременно и ярко эмоциональную напряженность живого чувства, и «вселенское» значение, масштаб переживаемого.

VI. Заключение.

Таким образом, мы изучили особенности философии «Стихов о Прекрасной Даме», выявили ее концепцию, которая во многом помогла нам раскрыть сущность онтологического и модального статуса СПД, феномены поэтического ряда, художественный метод А.Блока в изображении «Прекрасной Дамы», влияние творчества других поэтов на концептуальные особенности СПД, принципы изображения П.Д., пространственно-временные рамки цикла и его основной мысли. Изучение данной темы помогло мне понять философию поэта, причем не только философию цикла, который мы изучили, но и философию всей поэзии А.Блока.

Список литературы

1. Аброщина,И. Учитель, увиденный только раз.- М.: Народ. образов., 1992.

2. Баевский, В.С. История литературы начала XX века.- М., 1999.- (Языки русской культуры).

3. Банников,Н.В. Три века русской поэзии.- М.: Просвещение, 1979.

4. Дневник Александра Блока: VII т.

5. Аполлон: Журнал.- 1912.- №8.

6. Максимов,Д. Русские поэты начала XX века.- М.: Совет. писатель, 1986.

7. Максимов, Д.Е. Поэзия и проза А.Блока.- Л., 1981.

8. Максимов, Д.Е. О мифологическом начале в лирике Блока.- Л., 1980.

9. Орлов, В.Н. Жизнь А.Блока: В 2 т.- М.: Гамаюн, 1989.

10. Собрание сочинений А.Блока: В 6 т.- том 1.

11. Собрание сочинений А.Блока: В 6 т.- том 2.

12. Словарь иностранных слов.- М.: Знание, 1989.

13. Тимофеев, Л.И. Творчество А.Блока.- М., 1963.

14. Философский словарь/ Под ред. И.Т.Фролова.- М., 1980.

[1] Блок А. Письма к жене. М., 1978. С. 49.

[2] Там же. С. 48. Ср. комментарий В. Н. Орлова (там же, с. 50).

[3] Александр Блок в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 144—145.

[4] Рукописи А. А. Блока. Каталог / Сост. Р. Заборова. Л., 1970.

[5] Ср.: «В течение дня 4 ноября < .> подъем воды в городских каналах и на Неве все повышался. Пушечные выстрелы продолжались целый день до глубокой ночи. Наи­более низменные места < .> были наполовину залиты водой» (Биржевые ведомости, 1901, 5 нояб. С. 2-3).

[6] См. об этом в наст, издании: «Функция реминисценций в поэтике А. Блока».

[7] Ср.: «Господь же шел пред ними в столпе облачном, показывая им путь, а ночью — в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью .» (Исх 13:21).

[8] Соловьев Bл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. С. 189.

[9] Перцов П. Ранний Блок. М., 1922. С. 20.

[10] См.: Лит. наследство. М., 1982. Т. 92. Кн. 3. С. 218—219.

[11] Ср.: «О, жаль мне друг, — грядущий пыл остынет, / В прошедший мрак и в холод уходя» (I, 115) и: «Далекий друг < .> / Жаль того огня, / Что < .> / В ночь идет и плачет, уходя» (Фет А. А. Полн. собр. стихотворений. Л., 1959. С. 347; ср. перефра­зировку этих же строк Фета в концовке стихотворения «Повесть» — II, 164).

[12] Следует подчеркнуть, что «игра» здесь резко отличается от намеренных и отстраненно-ироничных цитатных «стыков», например, у Белого. Здесь перед нами — единый, почти не расчлененный поток разнородных лирических впечатлений.