Совсем иным, более условным, абстрагированным от реальности был подход художника к изображению человека. Особенно это ощущается при сравнении памятников прикладного искусства с предметами, связанными с культом, найденными тут же. На так называемом штандарте из Ура изображены сцены войны и победного пиршества, и здесь превалируют условно-канонические изображения человеческих фигур.

В северных районах Двуречья (то есть севернее центрального шумерского города Ниппура, но в южной части «восьмерки», образуемой Евфратом и Тигром), там, где население было в основном семитское, хотя по культуре к этому времени шумеризованное, также наблюдается стремление к созданию искаженно-сверхъестественного образа человека, однако оно принимает другие формы. Фигуры не приземисты, а, напротив, неестественно вытянуты, пропорции удлинены. Глаза еще более огромные, чем у статуэток на юге. Многие небольшие каменные статуэтки обработаны так, что кажутся деревянными (особенно это ощущается в трактовке волос и бороды,как бы вырезанных ножом). Возможно, что в этой части страны, где лес более доступен, сохранились традиции деревянной скульптуры, что не характерно для Египетской пластики. Следует заметить, что отрыв от действительности на севере меньше, чем на юге; северные мастера гораздо лучше чувствуют материал, чем южно-шумерские, проявляют больше интереса к пластике, моделированию, изображенные ими фигуры выполнены с гораздо лучшим соблюдением законов анатомии, чем статуи южно-шумерских скульпторов.

Шумер-Аккад.

Выше перечисленные черты проникают на юг и получают свое развитие в аккадское время, период первого объединения Двуречья под властью аккадца Саргона Древнего (около 2400 г. до н. э.). Однако никоим образом нельзя объяснить одним только местным северным влиянием перемены, которые происходят в искусстве этого времени: ни шумеры, ни шумерские традиции подавлены не были. А памятники искусства носят совершенно новый характер. Достаточно сравнить рельеф аккадского времени — стелу Нарам-Суэна со «Стелой коршунов», чтобы убедиться в этом.

Стела царя Нарам-Суэна из желтого песчаника (см. рис. 26) также посвящена теме военной победы над горными племенами — луллубеями. Удачно выбранная форма памятника — в виде возвышающейся горы — как нельзя более соответствует идее и сюжету произведения — победоносного похода в горы. Также соответствует теме горного похода ритмичная, четко динамичная композиция, сменившая повествовательные регистры на рельефах более раннего времени. Мы видим воинов аккадского войска, карабкающихся цепочкой по крутым склонам. Мускулистые стройные тела воинов пластичны, прекрасно моделированы (но рельеф не такой высокий, как в периоды культур Урук—Джемдет-Наср). Совершенно неожиданным и новым приемом (до ассирийских рельефов Синаххериба более не использовавшимся) является введение в композицию элементов пейзажа: кривые, изогнутые деревья лепятся по краям горных склонов.

Фигура правителя несколько увеличена по сравнению с фигурами воинов, как и в шумерских рельефах. Однако сделано это гораздо более умело и не бросается в глаза: центральная сцена композиции с изображением Нарам-Суэна и двух луллубеев просто как бы выделена первым планом.

Не только рельеф, но и немногочисленные дошедшие до нас образцы круглой скульптуры, как и прекрасные памятники глиптики аккадского времени, позволяют отметить ряд устойчивых и характерных черт, свойственных именно искусству этого периода: отказ от искусственной ритмизации, меньшую условность, динамичность композиций, правильную передачу пропорций человеческого тела, прекрасно моделированного, интерес к героизированной личности.

Все эти черты, конечно, не случайны и определенно связаны с теми серьезными переменами, которые в аккадское время происходят буквально во всех сферах общественной и экономической жизни Двуречья.

Своеобразие и новый подход к искусству Сказались и в глиптике. Аккадские печати (см. рис.27) поражают смелостью и законченностью композиции — без загромождения пространства лишними деталями, без опасения оставить незаполненной какую-то часть плоскости.

В аккадский период решается проблема размещения на печати надписи. Надпись на печати изредка появляется и в раннединастическое время, но часто кажется, что это лишь средство заполнить пустое пространство. Надпись же на аккадской печати свободно вливается в композицию, образуя большей частью ее центр. Композиция становится геральдической, что придает фигурам некоторую орнаментальную уравновешенность по сравнению со стремительными, как бы непрерывно движущимися изображениями раннединастического времени. В то же время характерны великолепное пластическое мастерство резчика, точная передача изображаемого. От этого сцены, даже самые фантастические по сюжетам, кажутся реальными — они выполнены так, что осязаем каждый мускул. Как будто резчик прекрасно знал, как должны выглядеть, скажем, сказочный птице-человек или семиголовая гидра. Сам формальный принцип изокефалии получает осмысление: животное вздыбилось в борьбе с человеком, и ясно чувствуется, как, не получая никакой опоры, в бессильной ярости бьют по воздуху передние лапы хищника.

Удивляет новый выбор тем, разнообразие сюжетов. Мир мифа, эпоса и сказки, мир мифологии и фольклора, до тех пор почтп неведомый (во всяком случае, совсем не обязательный) в шумерском изобразительном искусстве, представлен аккадскими резчиками зримо и образно.

Характерная для аккадских резчиков повествовательность изображения часто позволяет точно определить функцию персонажа. Так, мы видим бородатого мужчину в рогатой тиаре (признак божественного происхождения) , который восседает на троне, а из боков его бьют струн воды с плавающими в них рыбками; или другое божество, которое стоит перед раскрытыми дверями, на горе, а за спиной его расходятся в разные стороны пучки лучей. Не надо быть специалистом, чтобы понять — перед нами водное и солнечное божества. Не всегда возможно точно определить, с каким мифом или литературным произведением связана сцена, так как до нас дошло сравнительно немного литературных памятников. Однако фольклорное происхождение ряда сцен несомненно — многие аналогичные сюжеты можно найти в памятниках мировой литературы. Таковы сцены боя человека с многоголовой гидрой, суд над фантастическими животными — птице-человеком и человеко-львом, путешествие божества в удивительной лодке с головой и руками человека. А в отдельных случаях, когда нам известно литературное произведение, мы иногда можем говорить и о почти детальном совпадении с литературным памятником, то есть об изображении на печати своего рода иллюстрации. Такими оказываются сцены с изображением полета мифического героя Этаны на орле, рыбака Адапы со связками рыбы, которой он снабжал своего отца-бога, и, наконец, целый ряд сцен, иллюстрирующих аккадский эпос о Гильга-меше, — борьба героев с небесным быком, борьба измученного скитаниями Гильгамеша со львом, эпизоды похода за кедрами. Гильгамеш, герой шумерских и аккадских эпических поэм, появляется на печатях только в аккадское время.