5. В большинстве работ по истории эмиграции речь идет о ХХ веке. Соответственно, и роль, значение российского зарубежья в продолжении духовной жизни своей нации проанализированы, как правило, в рамках этого временного отрезка. При этом большинство исследователей выбирают объектом изучения первый послереволюционной поток эмигрантов как наиболее интересный, вобравший в себя цвет нации, и ограничивают исследование границами 1917 - 1939 гг. (они же обозначены в вышеуказанной программе РАН). Однако изучение других "волн" может оказаться не менее интересным, ведь, к примеру, только в 1960 - 1980-х гг. СССР покинули более ста живописцев, графиков и скульпторов, ряд известных писателей, артистов и музыкантов.Следует согласиться с Е. М. Макаренковой и А. В. Квакиным в том, что взгляд на российскую эмиграцию в более отдаленной от событий ХХ в. ретроспективе дает возможность увидеть некую общенациональную специфику этого явления, а потому традиционные хронологические рамки исследования нуждаются в расширении. Необходимо также установить, с какого времени можно говорить о появлении носителей российской культуры в зарубежье, а также о российской эмиграции и российской диаспоре как исторических явлениях. Эту историческую линию необходимо проследить неразрывно до настоящего времени. Это позволит раскрыть вопрос о преемственности в истории российского зарубежья, о существовании тех или иных взаимосвязей между отдельными этапами эмиграции из России. Важно рассмотреть эмиграцию в контексте мировых миграционных процессов, показать ее сопряженность с отечественной и мировой историей. Следует дать демографическую, этническую и конфессиональную характеристику различным этапам эмиграционных потоков, уяснить их географическую направленность. Интересно было бы изучить современный облик и состояние дореволюционной эмиграции и последующих "волн", особенно их молодого поколения, зачастую забывающего русский язык. Плохо изучен феномен реэмиграции.

6. Отсутствие четкой периодизации истории эмиграции - еще одна заслуживающая внимания проблема. Отказываться от нумерации "волн" вряд ли целесообразно, чтобы не смазать различия тех или иных этапов эмиграции. Но на вопрос о хронологии ее так называемых "волн" можно будет ответить, только определившись с датой отсчета российской эмиграции как исторического явления. Пока этот вопрос решается по-разному . Нет ясности даже в вопросе о периодизации "волн" послеоктябрьской эмиграции. Большинство исследователей и публицистов ведут отсчет "волн" с Октября 1917 г., несмотря на то, что эмиграция началась сразу после февральской революции, хотя и была до Октября весьма незначительна . Однако некоторые авторы (М. Раев, Д. В. Мышалова ) датируют возникновение миграционных потоков поражением белых армий в 1920 - 1922 гг. На самом деле следует заметить, что российская эмиграция не всегда была напрямую связана с теми или иными событиями политического или экономического характера, в период социальных катаклизмов она лишь усиливалась, поэтому любая дата будет здесь достаточно условна. В связи с этим, по-видимому, не случайно у исследователей нет единого мнения и в отношении верхней временной границы "первой волны" эмиграции. О. И. Митяева называет в качестве таковой 1925 г. Однако учитывая, что само слово "волна" по понятию включает в себя процесс затухания (а отдельные случаи "побегов" из России были и до начала второй мировой войны ), учитывая логику периодизации как научной операции, следует более правильной признать точку зрения Н. Фрейнкман-Хрусталевой и А. Новикова, согласно которой "первая волна" эмиграции сошла на нет в 1940-х гг. Но и названная позиция нуждается в корректировке. Это вызвано тем, что опять же традиционно в качестве основного корпуса "второй волны" российской (советской) эмиграции рассматриваются так называемые перемещенные лица, появление которых стало возможным лишь в результате оккупации Германией части территории СССР в 1941 г. Отсюда и дата "1940-е годы". Дата, на которой заканчивается первая послеоктябрьская "волна" и с которой берет начало вторая. При этом забывается, что в соответствии с серией договоров между СССР и Германией, заключенных в 1939 г., значительная часть немецкого населения выехала из СССР (в границах тех лет). Усилился отъезд в Германию немцев - граждан СССР в ходе всеобщего отступления гитлеровских войск с территории Советского Союза в 1943 - 44 гг. В 1939 - 44 гг. из СССР выехало более 600 тыс. этнических немцев. Всего к 1946 г. из Советского Союза уехало свыше 1,75 млн. немцев. После советско-финляндской войны 1939 - 40 гг. из отошедшей к СССР Выборгской области в Финляндию переселились 424 тыс. финнов. Особенно массовым оказался отъезд поляков в Польшу из западных районов СССР (Западной Украины, Западной Белоруссии, бывшей Виленской области). Он практически не коснулся только польского населения Латвии и различных регионов СССР в границах до 1 января 1939 г. В 1945 - 46 гг. из СССР выехало 1526 тыс. человек, в том числе из Западной Украины - 810 тыс., Западной Белоруссии - 247 тыс., Литвы -178 тыс. В 1955 - 58 гг. из Украины и Белоруссии в Польшу выехало 217 тыс. поляков. На территории бывшей Галиции (нынешние Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области) поляков почти не осталось, тогда как в 1930-е гг. их удельный вес приближался к 40%, а в отдельных районах Львовской и Тернопольской областей они составляли абсолютное большинство жителей.Это был крупнейший миграционный поток с территории СССР. Только в результате этой эмиграции (именно эмиграции) город Львов превратился в этническом отношении из польского в украинский, а Вильнюс - в литовский. По данным С. И. Брука, в конце 1930-х - начале 1950-х гг. из СССР эмигрировало более 5,5 млн. человек, включая 270 тыс. так называемых перемещенных лиц. Подавляющее большинство эмигрировавших жили на территориях, присоединенных к СССР после 1939 г. Что касается населения, жившего в старых границах, то уехало не более 10% от указанной цифры . Тем не менее даже последнее число в 2 раза больше числа ДР, которые, как считается, образовали второй после Октября 1917 г. поток российской эмиграции. Итак, вторая "волна" эмиграции, вызванная событиями второй мировой войны, иссякла к концу 1950-х гг. Отмечу, что ранее 50-е гг. ХХ столетия выпадали из поля зрения исследователей. Как видим, в эти годы завершились миграционные процессы, начало которым было положено в 1939 г., поэтому их надлежит включить во вторую "волну" эмиграции, если под "волной" понимать развитие какого-либо явления (в нашем случае - эмиграции) во времени. Третья "волна" эмиграции "родилась" и выросла в эпоху "оттепели" (Д. Мышалова ), однако ряд исследователей увязывают ее с насильственным лишением гражданства и диссиденством, что неизбежно ведет к появлению даты "1970-е гг." Эти же годы называются в качестве "третье волны" эмиграции А. С. Федотовым и М. Раевым . Естественно, что подобный ход мыслей приводит Н. Фрейнкман-Хрусталеву и А. Новикова к дате "1985-й г." , которая, по их мнению, знаменует окончание третьей "волны": в результате начала политических и экономических преобразований в СССР произошло отмирание перечисленных выше явлений, выступавших в качестве причин эмиграции. Обе названные даты (правильнее сказать - аргументация в их пользу) могут быть поставлены под сомнение, ибо инакомыслием и насильственным лишением советского гражданства не исчерпывается комплекс причин, породивших третью "волну" . В определенной мере указанные причины могут объяснить лишь эмиграцию из СССР интеллигенции, и только по отношению к ней можно применить хронологические рамки эпохи "застоя". Но ведь уезжали не только интеллигенты и не только в результате диссиденства и т. п. Как и во все времена, желающие покинуть свою страну руководствовались прежде всего множеством мелких субъективных факторов, которые, однако, если взглянуть на них глазами эмигрантов, выглядели не столь уж и мелкими. Кроме того, никто из исследователей, за исключением С. И. Брука, не уделил должного внимания этническому составу третьей "волны". Между тем уже одно это подсказало бы совсем другие причины эмиграции. На самом деле все возрастающая эмиграция из СССР в Соединенные Штаты, Израиль, Германию, Грецию и некоторые другие страны (уезжали в основном евреи, немцы, греки и армяне) отмечалась с 1960-х, а не с 1970-х гг. Правда, в результате запретительных мер советского руководства в первой половине 1980-х гг. произошел вынужденный спад этого потока, поэтому дата "1985 г." имеет совсем другое объяснение, нежели то, о котором шла речь выше. С изменением социально-экономической обстановки в стране, особенно с 1988 г., тенденция нарастания эмиграционного потока вновь усилилась (очень многие в этой связи выделяют уже "четвертую волну" послеоктябрьской эмиграции). Между тем после 1985 г. этнический состав отъезжающих не изменился, не изменились и направления эмиграционного потока. В качестве причин, породивших четвертую "волну" эмиграции, Н. Фрейнкман-Хрусталева и А. Новиков называют поиск свободного приложения сил и способностей, более высокой оплаты труда, новых возможностей для научно-технического творчества . По их мнению, образованию "четвертой волны" эмиграции способствовало также вступление в силу с января 1993 г. закона РФ о порядке выезда за рубеж, дающего право любому российскому гражданину выехать в любое время и в любую страну. Среди причин современной миграции - социальная несправедливость, падение уровня жизни, преступность и недоверие к властям . Статистические данные показывают, что до середины 1980-х гг. на постоянное жительство в страны дальнего зарубежья из России ежегодно выезжало в среднем по 3 тыс. человек, в 1987 г. ее покинуло 9,7 тыс., а за последующие 3 года число эмигрантов увеличилось более чем в 10 раз и достигло в 1990 г. максимальной величины - 103,6 тыс. человек. В дальнейшем объемы эмиграции не возрастали. Как явствует из изложенного, правильной представляется следующая датировка "волн" российской послеоктябрьской эмиграции: 1917 - 1939 гг. - первая "волна", 1939 (сентябрь) - конец 1950-х - вторая "волна", 1960-е - 1985 - третья "волна", 1985 - наши дни - четвертая "волна". Однако четвертая эмиграция - понятие более размытое, нежели эмиграция предыдущих "волн". Люди не рвут связей с Россией, и потому их уже трудно назвать эмигрантами в том смысле необратимости, какой это слово имело при советском режиме.