Под фантазией Юнг подразумевал два различных явления, а именно: во-первых, фантазму и, во-вторых, воображающую деятельность. Из текста его работы в каждом данном случае вытекает, в каком смысле следует понимать выражение «фантазия». Под фантазией в смысле «фантазмы» Юнг понимал комплекс представ-лений, отличающихся от других комплексов представлений тем, что ему не соответ-ствует никакой внешней реальной объективной данности. Хотя первоначально фантазия может покоиться на вспоминающихся образах действительно имевших место переживаний, все же ее содержание не соответствует никакой внешней реаль-ности, но остается, по существу, выходом творческой активности духа, деятель-ностью или продуктом комбинации психических элементов, оккупированных энер-гией. Поскольку психическая энергия может подвергаться произвольному направ-лению, постольку и фантазия может вызываться сознательно и произвольно как в целом, так и по крайней мере частично. В первом случае она тогда не что иное, как комбинация сознательных элементов. Однако такой случай является искусственным и только теоретически значимым экспериментом. В повседневном психологическом опыте фантазия в большинстве случаев или вызывается вследствие настороженной интуитивной установки, или же является вторжением бессознательных содержаний в сознание.

Можно различать активные и пассивные фантазии; первые вызываются интуи-цией, т. е. установкой направленной на восприятие бессознательных содержаний, без предшествующей и сопровождающей интуитивной установки, при совершенно пас-сивной установке познающего субъекта. Такие фантазии принадлежат к психическим «автоматизмам» . Эти последние фантазии могут появляться лишь при наличии относительной диссоциации в психике, потому что их возникновение требует, чтобы существенная часть энергии уклонилась от сознательного контроля и овладела бес-сознательными содержаниями.

Пассивная фантазия всегда возникает из какого-нибудь процесса в бес-сознательном, противоположного сознанию, процесса, который содержит в себе приблизительно столько же энергии, сколько и в сознательной установке, и который поэтому способен проломить сопротивление последней. Напротив, aктивнaя фанта-зия обязана своим существованием не только и не односторонне интенсивному и противоположному бессознательному процессу, но настолько же склонности созна-тельной установки воспринимать намеки или фрагменты сравнительно слабо под-черкнутых бессознательных связей и, преобразуя их при помощи ассоциирования параллельных элементов, доводить их до полнейшей наглядности.

СФледовательно, при активной фантазии дело отнюдь и не всегда сводится к диссоциированному душевному состоянию, но, скорее, к положительному участию сознания. Если пассивная форма фантазии нередко носит на себе печать болез-ненного или, по крайней мере, ненормального, то ее активная форма принадлежит нередко к высшим проявлениям человеческого духа, так как в ней сознательная и бессознательная личности субъекта сливаются в одном общем объединяющем произ-ведении. Фантазия, сложившаяся так, мoжeт быть высшим выражением единства известной индивидуальности и даже создавать эту индивидуальность именно при помощи coвepшeннoго выражения ее единства.

Как в сновидении ( которое есть не что иное, как пассивная фантазия), так и в фантазии следует разли­чать явный и скрытый смысл. Первый выясняется из непо-средственного созерцания фантастического обра­за, этой непосредственной мани-фестации фантастиче­ского комплекса представлений. Конечно, явный смысл почти и не заслуживает названия - в фантазии он всегда оказывается гораздо более развитым, чем в сно­видении - это, вероятно, должно проистекать из того, что сонная фантазия обычно не нуждается в особой энергии для того, чтобы действенно противостоять сла­бому сопротивлению спящего сознания, так что уже мало противоположные и лишь слегка компенсирую­щие тенденции могут дойти до восприятия. Напротив, бодрствующая фантазия уже должна располагать значи­тельной энергией для того, чтобы преодолеть тормозящее сопротивление, исходящее от сознательной уста-новки. Чтобы бессознательная противоположность дошла до сознания, ей необхо-димо быть очень важной. Если бы эта противоположность состояла лишь в неясных и трудно уловимых намеках, то она никогда не смогла бы настолько завладеть вни-манием, т.е. сознательным либидо, чтобы прорвать связь сознательных содержа­ний. Поэтому бессознательное содержание приковано к прочной внутренней связи, кото-рая именно и выра­жается в выработанном явном смысле.

Явный смысл всегда имеет характер наглядного и конкретного процесса, однако последний, вследствие своей объективной нереальности, не может удовлетво­рить сознания, притязающего на понимание. Поэтому оно начинает искать другого значения фантазии, - ее толкования, т. е. скрытого смысла. Хотя существование скрытого смысла фантазии сначала вовсе не достоверно и хотя вполне возможно оспаривать даже и саму возможность скрытого смысла, однако притязание на удовлетворительное понимание является достаточным мотивом для тщательного исследования. Это отыскание скрытого смысла может сначала иметь чисто кауза-кальную природу, при постановке вопроса о психологических причинах возникно-вения фантазии. Такая постановка вопроса ведет, с одной стороны, к поводам, вызвавшим фантазию и лежащим далее, позади; с другой стороны, к определению тех влечений и сил, на которые энергетически следует возложить ответственность за возникновение фантазии. Такого рода толкование Юнг назвал редуктивным.

Со временем, пишет Юнг, мы были вынуждены значительно расширить наше понимание скрытого смысла фантазии прежде всего в смысле причинности: психо-логию отдельного человека никогда нельзя исчерпывающе объяснить из него самого, но надо ясно понять, что его индивидуальная психология обусловлена современны­ми ему историческими обстоятельствами и как именно. Она не есть лишь нечто физио-логическое, биологиче­ское или личное, но и некая проблема истории того времени. И потом, никакой психологический факт ни­когда не может быть исчерпывающе объяснен только из одной своей причинности, ибо в качестве живого феномена он всегда неразрывно связан с непрерывно­стью жизненного процесса, так что, хотя он, с одной стороны, есть всегда нечто ставшее, с другой стороны, он все же есть всегда нечто становящееся, творческое.

«Пророки всегда со всем несогласны и отличаются дурными манерами, но, как говорится, они иногда чешут в затылке. Существуют, как известно, большие и малые пророки, а к каким принадлежит Джойс, решать истории. Как всякий истинный про-рок, художник является рупором психических тайн своего времени, зачастую таким же бессознательным как лунатик. Он думает, что он сам говорит, но на деле слово берет дух времени, а истинность того, что он произносит, познается по результату . «Улисс» - человеческий документ нашего времени, который, что особенно важно, содержит секрет . Книга мне кажется написанной в ясном сознании; это не сон, и не выброс бессознательного . Но потрясающей особенностью «Улисса» является абсо-лютное ничто, которое открывается за тысячной завесой; оно не принадлежит ни миру духа материи, ни духу и холодно взирает на нас из глубин космоса, подобно Луне, позволяя комедии рождения и разрушения идти своим чередом . Какой такой бережно хранимый секрет может скрываться с невиданным упорством на протяже-нии семисот тридцати пяти бесконечных страниц? Тайна нового космического сознания; и она открывается не тому, кто, исполненный внимания, пройдет путем всех семиста тридцати пяти страниц, но тому, кто сможет на протяжении семиста тридцати пяти дней смотреть на мир и на себя глазами Улисса. Это пространство времени, в любом случае, должно быть понято символически - «время, времена и еще полвремени» - иначе говоря, неопределенный период; но достаточный для того, что-бы произошла трансформация. Отделение сознания может быть выражено Гоме-ровским образом Одиссея, плывущего между Сциллой и Харибдой, между смыкаю-щимися скалами мировой материи и духа .» (3).