Последний, стремясь поднять свой пошатнувшийся престиж, проявил необычайную политическую активность. В либеральных кругах, где разделялись реформаторские идеи, он всячески под­черкивал свою близость к Мирскому, представляя его своим ставленником. По свидетельству В. Н. Коковцова, он «везде и всюду противопоставлял его покойному Плеве как образец просвещенности, государственного ума и той новой складки представителя власти, которая должна сменить ушедший со сцены чин полицейского администратора, чуждого понимания необходимости примирить власть с обществом и приготовить переход к новым приемам управления . Одновременно, пытаясь поднять свои акции и у трона, он выступал убежденным против­ником любого представительства. Эта двойственность и непо­следовательность наглядно проявлялись и в ходе обсуждения записки. В целом он вроде бы и поддержал министра внутренних дел, солидаризовавшись с ним в его оценке кризисной ситуации. Но по вопросу о приглашении выборных представителей общест­венности в Государственный совет, за что, кстати, высказались большинство участников совещания, он заявил, что, с одной сто­роны, такая мера, видимо, нужна, но при этом, с другой сторо­ны, необходимо иметь в виду, что она не может не поколебать существующий государственный строй .

Император, согласившись с мнением большинства, подготов­ку проекта указа о предполагавшихся реформах поручил Витте, рассчитывая с его помощью выйти с наименьшими потерями из сложившейся ситуации. Проект был составлен и послан царю. В его преамбуле от имени верховной власти провозглашалось:

«Когда потребность той или другой перемены оказывается на­зревшей, то к свершению ее мы считаем необходимым присту­пить, хотя бы намеченные преобразования вызывали внесение в законодательство существенных изменений». Далее в весьма расплывчатых выражениях содержались обещания постепенно уравнять крестьян в правах с другими сословиями, ввести го­сударственное страхование рабочих, умерить стеснение печати и т. д. Был там и пункт о выборном представительстве, правда, с оговоркой о «непременном сохранении незыблемости самодер­жавия». Перед подписанием указа состоялась еще одна беседа Николая II с Витте. Царь заявил, что в целом он одобряет проект. Вызывает сомнение лишь пункт о представительстве. И Витте вновь повторил свои опасения, что представительство выбор­ных в Государственном совете может явиться первым шагом к конституции. Неприемлемым является, с его точки зрения, и предложение о созыве Земского собора ввиду полного анах­ронизма этого института. Его позиция, несомненно, укрепила паря во мнении об опасности и вредности предложений Мирс­кого, который в результате, как отмечал А. А. Лопухин, оказал­ся «опасным потрясателем основ, а Витте спасателем пре­стола» .

Сейчас трудно со всей определенностью сказать, было ли это со стороны Витте шагом с целью восстановить свою репута­цию в глазах Николая, или таким образом проявились его монархические убеждения. Как бы то ни было. так была упу­щена еще одна возможность перевести назревавшую революцию в русло реформ. Указ 12 декабря 1904 года, обещавший некото­рые преобразования, был опубликован без пункта о представительстве, но с твердым заявлением о «незыблемости основных законов империи». Более того, наряду с указом был опублико­ван текст правительственного сообщения, в котором всякая мысль о политических реформах и представительных учреждениях объявлялась «чуждой русскому народу, верному исконным осно­вам существующего государственного строя». Здесь, видимо, уместно отметить, что в свое время Витте обвинял К. II. Победо­носцева в провале в начале 80-х годов проекта конституции графа М. Т. Лорис-Меликова, что привело, по его мнению, в ко­нечном итоге к революции . Приведенный эпизод с запиской Мирского и изданием указа свидетельствует, что сам Витте сыграл не менее зловещую роль.

Весьма неприглядным было и поведение Витте в начале января 1905 года, когда ему еще раз предоставилась возмож­ность повлиять на ход событий, приведших к революционному взрыву. Он знал и о готовящемся шествии рабочих к Зимнему дворцу, и о содержании их петиции. Накануне, 8 января, у ми­нистра внутренних дел состоялось совещание по этому вопросу, на котором Витте, ссылаясь на отсутствие официального приглаше­ния, не был. Вечером того же дня к нему пришла депутация об­щественных деятелей и писателей, убеждавших его предпринять какие-либо шаги, чтобы избежать трагедии. В ответ на эту просьбу Витте заявил, что это дело его никак не касается, оно не входит в компетенцию председателя Комитета министров. Зато после 9 января он стал во всем винить правительство, и в пер­вую очередь Святополк-Мирского за его слабость и нераспоря­дительность. В беседе с В. Н. Коковцовым он заявил, что не имел никакого представления о готовящейся демонстрации, резко осуждал МВД и неоднократно произносил фразу: «Расстрели­вать безоружных людей, идущих к своему Царю с его портретами и образами,— это просто возмутительно .» Об этом же он поведал и в ряде интервью для западной прессы, утверждая, что если бы он был в то время во главе правительства, то поступил бы просто — поручил бы кому-нибудь принять петицию и пред­ложить рабочим разойтись. Но на такой, казалось бы, простой шаг никто из правящих кругов, в том числе и Витте, не пошел, что является еще одним доводом в пользу предположения о преднамеренном доведении властями событий до кровавой драмы.

Некоторое время после опубликования указа 12 декабря 1904 года Витте, на которого была возложена разработка мер по его реализации, был занят подготовкой законопроектов по обещанной программе реформ. Поручение императора он воспри­нял как проявление благосклонности монарха к своей персоне. Однако, несмотря на проявленную им активность, ситуация не изменилась. Все законопроекты завязли в бюрократической машине. Более того, наряду с Комитетом министров стал функцио­нировать Совет министров под председательством самого царя, что еще более подчеркивало ограниченность компетенции возглавлявшегося Витте учреждения. И все же даже в условиях разразившейся революции он продолжал оставаться на пози­циях безусловной поддержки самодержавия. Так, 18 февраля 1905 года по повелению царя им было проведено совещание ми­нистров и других высших сановников, на котором обсуждалось создавшееся положение и пути выхода из кризиса. Витте пред­ложил срочно издать манифест, в котором бы четко было за­явлено о непричастности царя к происшедшим событиям и о его сожалении но поводу кровопролития, а также указ сенату с дальнейшим развитием основных положений реформ, про­возглашенных актом 12 декабря. Однако идея обращения к на­роду не понравилась Николаю II. По совету Д. Ф. Тренева, петербургского генерал-губернатора, он ограничился принятием специально подобранной депутации от петербургских рабочих и назначением комиссии для выяснения причин их недо­вольства.

В начале февраля состоялось еще одно совещание министров, на котором вновь встал вопрос о привлечении выборных пред­ставителей от общественности к обсуждению законопроектов. Большинство участников вновь высказалось за созыв «народ­ных представителей», в котором они видели единственный выход из «настоящего смутного положения». И вновь Витте выступил с принципиальным возражением, еще и еще раз настаивая на своих доводах о самобытности и исторической миссии российс­кого самодержавия, непригодности для России конституцион­ного строя. Наконец в результате повторного обсуждения этого вопроса 18 февраля Николай II рескриптом на имя минист­ра внутренних дел А. Г. Булыгина поручил последнему составить проект привлечения выборных народных представителей к зако­носовещательной деятельности.