Ливонская война. Параллельно внутренней ломке и борьбе с 1558 г. шла у Грозного упорная борьба за балтий­ский берег. Балтийский вопрос был в то время одной из са­мых сложных международных проблем. За преобладание на Балтике спорили многие прибалтийские государства, и старание Москвы стать на морском берегу твердой ногой поднимало против «московитов» и Швецию, и Польшу, и Германию. Надобно признать, что Грозный выбрал удач­ную минуту для вмешательства в борьбу. Ливония, на которую он направил свой удар, представляла в ту пору, по удачному выражению, страну антагонизмов. В ней шла ве­ковая племенная борьба между немцами и аборигенами края — латышами, ливами и эстами. Эта борьба принима­ла нередко вид острого социального столкновения между пришлыми феодальными господами и крепостной тузем­ной массой. С развитием реформации в Германии религи­озное брожение перешло и в Ливонию, подготовляя секу­ляризацию орденских владений. Наконец, ко всем прочим антагонизмам присоединялся и политический: между вла­стями Ордена и архиепископом рижским была хрониче­ская распря за главенство, а вместе с тем шла постоянная борьба с ними городов за самостоятельность. Ливония, по выражению Бестужева-Рюмина, «представляла собой ми­ниатюрное повторение Империи без объединяющей вла­сти цезаря». Разложение Ливонии не укрылось от Грозно­го. Москва требовала от Ливонии признания зависимости и грозила завоеванием. Был поднят вопрос о так называе­мой Юрьевской (Дерптской) дани. Из местного обязатель­ства г. Дерпта платить за что-то великому князю «пошли­ну» или дань Москва сделала повод к установлению своего патроната над Ливонией, а затем и для войны. В два года (1558—1560) Ливония была разгромлена московскими войсками и распалась. Чтобы не отдаваться ненавистным московитам, Ливония по частям поддалась другим сосе­дям: Лифляндия была присоединена к Литве, Эстляндия — к Швеции, о. Эзель — к Дании, а Курляндия была секуля­ризирована в ленной зависимости от польского короля. Литва и Швеция потребовали от Грозного, чтобы он очи­стил их новые владения. Грозный не пожелал, и, таким об­разом , война Ливонская с 1560 г. переходит в войну Литов-скую и Шведскую.

Эта война затянулась надолго. Вначале Грозный имел большой успех в Литве: в 1563 г. он взял Полоцк, и его вой­ска доходили до самой Вильны, В 1565—1566 гг. Литва го­това была на почетный для Грозного мир и уступала Моск­ве все ее приобретения. Но земский собор 1566 г. высказал­ся за продолжение войны с целью дальнейших земельных приобретений: желали всей Ливонии и Полоцкого повета к г. Полоцку. Война продолжалась вяло. Со смертью пос­леднего Ягеллона (1572), когда Москва и Литва были в пе­ремирии, возникла даже кандидатура Грозного на престол Литвы и Польши, объединенных в Речь Посполитую. Но кандидатура эта не имела удачи: избран был сперва Генрих Валуа, а затем (1576) — семиградский князь Стефан Бато-рий (по-московски «Обатур»). С появлением Батория кар­тина войны изменилась. Литва из обороны перешла в на­ступление. Баторий взял у Грозного Полоцк (1579), затем Великие Луки (1580) и, внеся войну в пределы Московско­го государства, осадил Псков (1581). Грозный был побеж­ден не потому только, что Баторий имел воинский талант и хорошее войско, но и потому еще, что к данному времени у Грозного иссякли средства ведения войны. Вследствие внутреннего кризиса, поразившего в то время Московское государство и общество, страна, по современному выраже­нию, «в пустошь изнурилась и в запустение пришла». О свойствах и значении этого кризиса будет речь ниже; те­перь же заметим, что тот же недостаток сил и средств пара­лизовал успех Грозного и против шведов в Эстляндии. Не­удача Батория под Псковом, который геройски защищал­ся, дозволила Грозному, при посредстве папского посла иезуита Поссевина (Antonius Possevinus), начать перегово­ры о мире. В 1582 г. был заключен мир (точнее, перемирие на 10 лет) с Баторием, которому Грозный уступил все свои завоевания в Лифляндии и Литве, а в 1583 г. Грозный по­мирился и со Швецией на том, что уступил ей Эстляндию и сверх того свои земли от Наровы до Ладожского озера по берегу Финского залива (Иван-город. Ям, Копорье, Оре­шек, Корелу). Таким образом борьба, тянувшаяся четверть века, окончилась полной неудачей. Причины неудачи на­ходятся, конечно, в несоответствии сил Москвы с постав­ленной Грозным целью. Но это несоответствие обнаружи­лось позднее, чем Грозный начал борьбу: Москва стала клониться к упадку только с 70-х годов XVI в. До тех же пор ее силы казались громадными не только московским пат­риотам, но и врагам Москвы. Выступление Грозного в борьбе за Балтийское поморье, появление русских войск у Рижского и Финского заливов и наемных московских ка­перских судов на Балтийских водах поразило среднюю Ев­ропу. В Германии «московиты» представлялись страшным врагом; опасность их нашествия расписывалась не только в официальных сношениях властей, но и в обширной лету­чей литературе листков и брошюр. Принимались меры к тому, чтобы не допускать ни московитов к морю, ни евро­пейцев в Москву и, разобщив Москву с центрами европей­ской культуры, воспрепятствовать ее политическому уси­лению. В этой агитации против Москвы и Грозного из­мышлялось много недостоверного о московских нравах и деспотизме Грозного, и серьезный историк должен всегда иметь в виду опасность повторить политическую клевету, принять ее за объективный исторический источник.

К тому, что сказано о политике Грозного и событиях его времени, необходимо прибавить упоминание о весьма известном факте появления английских кораблей в устьях С. Двины и о начале торговых сношений с Англией (1553— 1554), а также о завоевании Сибирского царства отрядом строгановских Казаков с Ермаком во главе (1582—1584). И то и другое для Грозного было случайностью; но и тем и другим московское правительство сумело воспользоваться. В 1584 г. на устьях С. Двины был устроен Архангельск, как морской порт для ярмарочного торга с англичанами, и ан­гличанам была открыта возможность торговых операций на всем русском севере, который они очень быстро и от­четливо изучили. В те же годы началось занятие Западной Сибири уже силами правительства, а не одних Строгано­вых, а в Сибири были поставлены многие города со «столь­ным» Тобольском во главе.

Южная граница. В самое мрачное и жестокое время правления Грозного, в 70-х годах XVI столетия, москов­ское правительство поставило себе большую и сложную за­дачу — устроить заново охрану от татар южной границы го­сударства, носившей название «берега», потому что долго эта граница совпадала на деле с берегом средней Оки. В се­редине XVI в. на восток и на запад от этого берега средней Оки, под прикрытием старинных крепостей на верхней Оке, «верховских» и рязанских, население чувствовало се­бя более или менее в безопасности; но между верхней Окой и верхним Доном и на реках Упе, Проне и Осетре русские люди до последней трети XVI в. были предоставлены соб­ственному мужеству и счастью. Алексин, Одоев, Тула, За­райск и Михайлов не могли дать приют и опору поселенцу, который стремился поставить свою соху на тульском и пронском черноземе. Не могли эти крепости и задержи­вать шайки татар в их быстром и скрытом движении к бе­регам средней Оки. Надо было защитить надежным обра­зом население окраины и дороги внутрь страны, в Замо-сковье. Московское правительство берется за эту задачу. Оно сначала укрепляет места по верховьям Оки и Дона, за­тем укрепляет линию реки Быстрой Сосны, переходит на линию верхнего Сейма и, наконец, занимает крепостями течение реки Оскола и верховье Северного (или Северско-го) Донца. Все это делается в течение всего четырех десяти-летий, с энергической быстротой и по известному плану, который легко открывается позднейшему наблюдателю, несмотря на скудость исторического материала для изуче­ния этого дела.