Время Ивана Грозного давно привлекает к себе внима­ние ученых и беллетристов необычным в русской истории драматизмом положений и яркостью характеров. В эпохе Грозного много содержания: бурное детство великого кня­зя; период светлых реформ и счастливых войн на востоке; ссора с советниками и опалы на них; опричнина, которая была, в сущности, глубоким государственным переворо­том; сложный общественный кризис, приведший к опус­тению государственного центра; тяжелая и неудачная борьба за балтийский берег - вот главнейшие факты, под­лежащие нашему вниманию в царствование Ивана Гроз­ного. Но нельзя сказать, чтобы мы хорошо знали эти фак­ты. Материалы для истории Грозного далеко не полны, и люди, не имевшие с ним прямого знакомства, могут уди­виться, если узнают, что в биографии Грозного есть годы, даже целые ряды лет без малейших сведений о его личной жизни и делах.

Первые годы. Таково прежде всего время его детства и юности. По восьмому году он остался круглым сиротой и с младшим братом Юрием попал на попечение бояр, кото­рые питали их «яко иностранных или яко убожайшую чадь», так что Грозный, по его словам, пострадал «во оде­янии и во алкании». Внешние лишения сопровождались моральными обидами. Грозный с негодованием вспоми­нал, как Шуйские вели себя: «Нам бо во юности детства иг­рающе, а князь И. В. Шуйский сидит на лавке, локтем опершися, отца нашего о постелю ногу положив, к нам же не преклоняяся». А в официальной обстановке, при наро­де, те же Шуйские по «чину» низко преклонялися перед маленьким великим князем и тем учили его двуличию и притворству. Растащив многое из великокняжеского иму­щества, бояре явились перед мальчиком-государем граби­телями и «изменниками». Ссорясь и «приходя ратью» друг на друга, бояре не стеснялись оскорблять самого государя, вламываясь ночью в его палаты и силой вытаскивая от не­го своих врагов. Шуйских сменял князь Бельский с друзь­ями, Бельского опять сменяли Шуйские, Шуйских сменя­ли Глинские, а маленький государь смотрел на эту борьбу боярских семей и партий до тех пор, пока не научился сам насильничать и опаляться, - и «от тех мест почали бояре от государя страх имети и послушание». Они льстили его дурным инстинктам, хвалили жестокость его забав, говоря, что из него выйдет храбрый и мужественный царь, - и из мальчика вышел испорченный и распущенный юноша, возбуждавший против себя ропот населения. Однако в конце 1546 и начале 1547 г. этот юноша выступает перед нами с чертами некоторой начитанности и политической сознательности. В литературно отделанных речах, обра­щенных к митрополиту и боярам, он заявляет о желании жениться и принять царский венец: «Хочу аз поискати прежних своих прородителей чинов - и на царство на ве­ликое княжение хочу сести». Грозный, принимая зенец (1547), является носителем того идеала, которым, как мы видели, определяла свою миссию его народность; он ищет царства, а не только великого княжения, и официально до­стигает его в утвердительной грамоте цареградского патри­арха (1561). И не только в деле о царском венце, но и во всех своих выступлениях пред духовенством и боярами мо­лодой царь обнаруживает начитанность и умственную раз­витость: для своего времени это образованный человек. Раздумывая над тем, откуда могли прийти к распущенному морально юноше его знания и высшие умственные интере­сы, мы можем открыть лишь один источник благотворного влияния на Грозного. Это - круг того митрополита Мака-рия, который в 1542 г. был переведен на московскую ми­трополию с новгородской архиепископии. С Макарием в Москву перешли его сотрудники по литературному делу - собирания «великих миней-четьих» - и в их числе знаме­нитый священник Сильвестр. Сам Макарий пользовался неизменным почитанием Грозного и имел на него хорошее влияние; а Сильвестр прямо стал временщиком при Грозном и «владяше обема властми и святительскими и цар­скими, яко же царь и святитель». Воздействие этих лиц об­ратило Грозного от забав к чтению, к вопросам богослов­ского знания и политических теорий. Способный и впечатлительный от природы, Грозный скоро усвоил себе все то, чем питался ум и возбуждалось чувство передовых мо­сквичей, и сам стал (по выражению одного из ближайших потомков — князя И. М. Катырева-Ростовского) «муж чюднаго рассуждения, в науке книжнаго поучения доволен и многоречив зело». Таким образом, моральное воспита­ние Грозного не соответствовало умственному образова­нию: душа Грозного была всегда ниже его ума.

Годы 1550-1564. С совершеннолетием Грозного начи­нается лучший период его деятельности.Влияние Сильве­стра выразилось, между прочим, в том, что он собрал око­ло царя особый круг советников, называемый обыкновен­но «избранной радой» (так именовал его в своем сочине­нии о Грозном кн. Курбский). Это не была ни «ближняя дума», ни дума вообще, а особая компания бояр, объеди­нившихся в одной цели овладеть московской политикой и направить ее по-своему. Вспоминая об этой компании, Грозный раздраженно говорил, что эти бояре «ни единые власти не оставиша, идеже свои угодники не поставиша». Нет сомнения, что «избранная рада» пыталась захватить правление в свои руки и укрепить свое влияние на дела ря­дом постановлений и обычаев, неудобных для московских самодержцев. Состоя, по-видимому, из потомков удель­ных князей, «княжат», рада вела политику именно княже­скую и поэтому должна была рано или поздно прийти в острое столкновение с государем, сознающим свое полно­властие. Столкновения и начались с 1553 г., во время тяж­кой болезни Грозного, обнаружилось, что рада желала во­царения не маленького сына Грозного, Димитрия, а двою­родного брата его (Грозного) — князя Владимира Андрее­вича: «Оттоле бысть вражда велия государю с князем Вла­димиром Андреевичем (говорит летопись), а в боярях сму­та и мятеж, а царству почала быти во всем скудость». Пол­ный разрыв царя с радою произошел около 1560 г., когда удалены были из Москвы Сильвестр и другой царский лю­бимец А. Адашев. До тех же пор, в продолжение 12-13 лет, правительственная деятельность Грозного шла под влия­нием «избранной рады» и отличалась добрыми свойства­ми. В это время была завоевана Казань (1552), занята Аст­рахань (1556) и были проведены серьезные реформы.

Завоевание Казани имело громадное значение для на­родной жизни. Казанская татарская орда связала под своей властью в одно сильное целое сложный инородческий мир: мордву, черемису, чувашей, вотяков, башкир. Черемисы за Волгой, на р. Унже и Ветлуге, и мордва за Окой задержива­ли колонизационное движение Руси на восток; а набеги та­тар и прочих «язык» на русские поселения страшно вреди­ли им, разоряя хозяйства и уводя в «полон» много русских людей. Казань была хронической язвой московской жиз­ни, и потому ее взятие стало народным торжеством, воспе­тым народной песней. После взятия Казани, в течение все­го 20 лет, она была превращена в большой русский город; в разных пунктах инородческого Поволжья были поставле­ны укрепленные города как опора русской власти и рус­ского поселения. Народная масса потянулась, не медля, на богатые земли Поволжья и в лесные районы среднего Ура­ла. Громадные пространства ценных земель были замире­ны московской властью и освоены народным трудом. В этом заключалось значение «Казанского взятия», чутко угаданное народным умом. Занятие нижней Волги и За­падной Сибири было естественным последствием уничто­жения того барьера, которым было для русской колониза­ции Казанское царство.