В таких произведениях, выполненных в различных техниках, как серия «рынков» («Цветочный рынок в Риге», 1946; «Латвийский рынок», 1955; «На Центральном рынке», «Зеленной ряд», 1957), «Утренние покупки» (1951), «Жаркое лето» (1951), «Бабочки на березе» (1952), «У ограды «Динамо» (1951), «Капли дождя» (1956), «Кокетка (Девушка-маляр)» (1954), «Дождь на станции» (1953), «Клубника с молоком» (1956), «В весеннем парке» (1955), и других художник, поворачивая каждый раз мир к зрителю лишь отдельной (и в то же время, как оказывается, одной из бесчисленных) его гранью, создает в целом ощущение неисчерпаемого богатства и полноты окружающей жизни, где радостное сопутствует человеку на каждом шагу, окружает его постоянно и повсеместно.

В своем стремлении охватить мир современника, не упуская при этом ни одной сколько-нибудь значимой детали, свидетельствующей о его непрерывном, жизнеутверждающем обновлении, Пименов, избегая опасности авторского штампа и голого профессионализма, в то же время создает работы, балансирующие на грани художественного отражения действительности и «сырого» необработанного сколка с натуры.

Лучшие из них—акварели «Пойдем вечером в кино?» (1954) и «Маруся, пора обедать!» (1955), где художник дает (и не только в переносном смысле) слово самой жизни. Сознательная «недоведенность» документального материала до сюжетной завершенности искупается здесь ощущением даже не достоверности сцены, видимой и как бы «слышимой» нами, а причастности к ней, что заставляет нас сменить привычную роль зрителя, созерцателя искусства на роль современника, непосредственного участника большой всенародной стройки.

Заграничные поездки, совершенные Пименовым в 1958 году, предоставили ему возможность проверить характерную для него способность находить в многообразии мира «особые, индивидуальные ноты своих чувств» и выражать их—на новом, так сказать, чужом материале.

Примечательность этих поездок (особенно в Италию, где проходила 29-я Международная художественная биеннале, и во Францию) состояла в том, что знакомство с современным западным искусством стало испытанием на прочность жизненных и художнических убеждений, эстетических идеалов самого Пименова.

Иными словами, вопрос об обоснованности его программной мысли, состоящей в том, что дела художника—это «все дела нашей земли . и наиболее ярким и сильным языком его искусства обязательно будет язык людей, теплый, умный и живой», и что «содержанием настоящего искусства всегда будут подлинные человеческие заботы и чувства», оказался неизбежно связанным с вопросом о месте и роли самого художника в искусстве XX века.

«Мне просто непонятно,—писал Пименов после поездки в Италию,—как можно целый день, от сна до сна, быть в жизни, что-то есть и пить, думать человеческими мыслями, относиться как-то к миру и . предложить живым и думающим людям кусок ненужного железа как предмет искусства.

Если художнику нечего сказать как человеку, он не художник. Когда среди всей этой чепухи появляются вещи, наполненные чувством жизни и откровенным напористым отношением художника к изображаемому, с радостью чувствуешь возвращение уважения и любви к искусству .

Целью искусства всегда были и будут новые мысли, чувства, понимание жизни. Для этих чувств и мыслей всегда понадобится новая, современная им форма, но чтобы эта форма появилась и выразила мысль, нужно иметь крепкую базу традиций, сознание мастерства. В пустоте неумения и отрицания не может появиться новое выражение жизни, так же как не будет настоящим искусство, основанное только на музейной грамматике прошлого»[14].

Зарубежные впечатления убедили Пименова в правильности выбранного им пути, а также в обоснованности тех творческих принципов, которые он выразил в ряде написанных в 1955—1956 годах очерков: «Заметки о работе художника» (1955), «Прекрасная простая жизнь» (1956), «В Подмосковье» (1956).

Желание поделиться со зрителем своими размышлениями о жизни и искусстве с помощью не только изображения, но и слова, становится для него с середины 1950-х годов настоятельной потребностью.

Статьи и книги Пименова «о жизни, которую хотелось бы изобразить, о художниках, которым удалось найти что-то новое в изображении мира, об искусстве, которое хотелось бы сделать, о людях и странах, которые пришлось увидеть», близкие по духу живописным и графическим произведениям мастера, составляют особую область его деятельности, достойную специального исследования.

Но самое существенное и ценное, что «вынес» Пименов как художник из своих путешествий по Европе,—это, конечно же, его произведения, составившие живописную серию «Рассказы о простой Европе».

Художественные достоинства данного цикла живописных новелл в полной мере обязаны таланту Пименова достигать «необыкновенности изображения» не только «обыкновенных явлений», но и классических достопримечательностей.

Многие полотна, изображающие Афины, построены на сознательном контрастном сопоставлении творений Древней Греции с приметами повседневности, что заставляет зрителя взглянуть на них по-новому, с неожиданной эмоциональной точки зрения.

Одна лишь небольшая деталь—следы, оставленные в безоблачном небе Греции американскими военными самолетами,—используемая Пименовым в картине «Неясное небо. Афины» (1958), вносит в мирный солнечный пейзаж Афин с величественным Акрополем на дальнем плане тревожную ноту, вселяя беспокойство «за вознесенное ввысь творение рук человеческих и за жизнь, протекающую у его подножья»

И в других работах Пименова («Элевсин. Греция», «Афинская улица», «На окраине Афин», «Набережная на Эгине», 1958) Греция лишена внешней экзотической рекламной окраски одной из туристических «мекк» мира. Это—страна без прикрас, страна простых людей, живущих своей повседневной трудовой жизнью, что делает ее доступней и понятней нам, заставляя принимать близко к сердцу, казалось бы, чужие, «заграничные» дела.

Высказанный Пименовым человеческий взгляд на мир, на иные земли помогает открыть и в самих памятниках древнегреческой классики не только холодную красоту мрамора и предельное совершенство форм, пропорций, но и творения, созданные живыми людьми и для людей, передающие высокие гуманистические заветы будущим поколениям[15].

Франции и Италии—в образной интерпретации Пименова—еще в меньшей степени, чем Греции, свойственны черты «музея под открытым небом».

Ведя задушевный разговор со зрителем, рассказывая ему о Европе как о чем-то очень лично пережитом и узнанном, то есть не общеизвестном, мастер оставляет без внимания гондолы, тонкое кружево архитектурного декора венецианских палаццо, собор Парижской богоматери, крыши Монмартра и прочие неизменные атрибуты многочисленных живописных «ведут» Венеции и Парижа.

Любая страна для Пименова—это прежде всего земля людей, а не памятников. И главными героями его картин являются простые люди «простой Европы».

Пименовский талант нестороннего, постоянно внимательного и тонкого наблюдателя жизни в полной мере обнаруживает себя в одном из лучших «рассказов о простой Европе»—полотне «Одинокая продавщица цветов. Венеция» (1958). Излюбленный художником изобразительный мотив—«женщина и цветы»—становится здесь сюжетом для небольшого проникновенного рассказа, литературное начало которого реализуется чисто живописным, «картинным» способом.