Если первобытная психология приписывает животным душу наравне с людьми, логическим последствием такого воззрения должно быть то, что пле­мена, убивающие жен и невольников для того, чтобы их души могли продол­жать свои обязанности при умершем, должны так же убивать животных, чтобы и они могли продолжать свою службу покойному хозяину.

Так как растения разделяют с животными явления жизни и смерти, здо­ровья и болезни, то довольно естественно было приписать им так же некоторый род души. И действительно, понятие о растительной душе, одинаково свойст­венной и растениям, и более высоким организмам, наделенным, сверх того, животной душой, было весьма распространено в философии средних веков и до сих пор не совсем еще забыто натуралистами. Но на низших ступенях куль­туры -- по крайней мере в очень обширной области земного шара -- душа рас­тений отождествлялась в более сильной степени с душой животных.

При разборе происхождения мифов можно найти некоторые указания о первобытном состоянии ума, в котором личность и жизнь приписываются не только людям и животным, но и вещам. Предметы, безжизненные с нашей точки зрения, например реки, камни, деревья, оружие и т. д., считаются у дика­рей живыми разумными существами, с которыми они говорят, которых почи­тают и даже наказывают за причиненное им зло.

Наше понимание низших ступеней культуры зависит в значительной сте­пени от полноты, с которой мы можем оценить эти первобытные детские пред­ставления, и в этом отношении лучшим руководителем для нас может служить воспоминание о нашем собственном детстве. Кто припомнит, что и для него палки, стулья и игрушки были живыми, тот легко поймет, как детская филосо­фия человеческого рода могла оживотворять вещи, которые наша наука при­знает безжизненными предметами. Таким образом одна, и самая главная, часть низшего анимистического учения по отношению к душе предметов становится понятной.

Для полного понимания этого учения необходимо представление о душе не только как о жизни, но и в форме призрака, или привидения. Одна из харак­терных черт рассказов о духах в цивилизованном и диком мире заключается в том, что тени умерших всегда являются одетыми, и при том в ту самую одежду, которую носили при жизни. Слух и зрение одинаково свидетельствуют в пользу существования призраков вещей: звук цепей у привидений и шорох одежды упоминается повсюду в литературе, относящейся к этому предмету. Мы встре­чаем вполне точное описание всех атрибутов привидения как в рассказах дика­рей, в понимании которых дух и его одежда представляют нечто реальное и объективное, так и в современной научной теории, по которой и дух и его оде­жда суть продукты чисто субъективные и воображаемые.

Анимистическая теория явилась крупным шагом вперёд и надолго сни­скала себе многочисленных приверженцев. Но теперь уже она в значительной мере не отвечает современным религиоведческим взглядам. Анимизм, хотя и не исключено что какие-то его зачатки с самого начала переплетались с дру­гими религиозными верованиями, не мог быть первоначальной формой рели­гии, так как представления о душе и духах предполагают известный уровень абстрактного мышления. Такого мышления ещё не было не только у древней­ших людей (архантропов) и древних людей (палеоантропов), но и у людей современного вида (неоантропов) на начальной стадии их интеллектуального развития. Первоначальный дикарь, как показывают данные этнографии, ещё не был "философствующим дикарём". Значит, анимизму должны были предшест­вовать какие-то другие формы религиозных верований.

Уже при жизни Тайлора другой эволюционист-религиовед - Роберт Ма­ретт попытался усовершенствовать его анимистическую теорию. Он выдвинул мысль, что первобытные люди представляли себе сверхъестественное как сти­хийную безличную силу, воздействующую на их жизнь и при известных обстоя­тельствах саму подверженную воздействию. Только из этих представлений, ко­торые он называл аниматизмом, позднее развился анимизм. Но по сути дела , аниматистическая теория Маретта грешит тем же, что и анимистическая теория Тайлора: переоценивает философские способности и наклонности ранних лю­дей.

Как свидетельствуют современные данные этнографии, представления наименее развитых племён были предметны и конкретны и в лучшем случае не шли дальше абстракций среднего уровня. Они являлись реальным (полезные знания) или превратным (религиозные верования) отражением жизненной практики первобытных людей. Поэтому в наше время преобладает мнение, что первоначальным пластом религиозных верований скорее всего был тотемизм, в котором люди в единственно возможной для них тогда форме осознавали свою неразрывную, как бы родственную связь с непосредственным природным окру­жением.