ЧЕРТЫ СЕМЕЙНОГО ПРАВА.

Я вошел в некоторые под­робности о формах языческого брака у наших славян, чтобы ближе рассмотреть следы раннего ослабления у них родового союза, которое началось в эпоху расселения. Это поможет нам объяснить некоторые явления семейного права, встречаемые в древнейших наших памятниках. Здесь особенно важна последняя из перечисленных форм. Прида­ное служило основой отдельного имущества жены; появле­нием приданого началось юридическое определение поло­жения дочери или сестры в семье, ее правового отношения к семейному имуществу. По Русской Правде сестра при братьях не наследница; но братья обязаны устроить ее судьбу, выдать замуж, «како си могут», с посильным при­даным. Как накладная обязанность, которая ложится на наследство, приданое не могло быть приятным для наследников институтом. Это сказалось в одной пословице, выразительно изображающей различные чувства, возбуж­даемые в членах семьи появлением зятя: «Тесть любит честь, зять любит взять, теща любит дать, а шурин глаза щурит, дать не хочет». При отсутствии братьев дочь — полноправная наследница отцовского имущества в земле­владельческой служилой семье и сохраняет право на часть Крестьянского имущества, если осталась после отца незамужней. Все отношения по наследованию заключены в тесные пределы простой семьи; наследники из боковых не предусматриваются, как случайные участники в наследст­ве. Строя такую семью и заботливо очищая ее от остатков языческого родового союза, христианская Церковь имела для того бытовой материал, заготовленный еще в языче­скую пору, между прочим, в браке с приданым.

v Особенности архаической благотворительности.

При характеристике архаического периода благотворитель­ности (то есть до создания первых государственных обра­зований), соответствующего времени первобытнообщин­ного строя, обычно (например, М. В. Фирсов) выделяют три основные формы (или парадигмы) помощи:

Ø взаимопомощь между племенами;

Ø филантропическая помощь со стороны вождей и старейшин рода нижестоящим соплеменникам;

Ø межличностная помощь.

Важнейшей особенностью архаического периода в истории социальной работы является отсутствие каких-либо письменных источников (до конца Ш-начала II тыс. до н. э.), что не позволяет правдоподобно судить о реаль­ном состоянии взаимной помощи и благотворительности в период архаики.

Тем не менее известно, что человеческая цивилизация развивалась крайне неравномерно: так, когда в V в. про-изошло крушение Западной Римской империи, пережив­шей этапы становления, расцвета и упадка, у племен, жив­ших в районах Восточной Европы, еще только шел процесс разложения родового строя и формирования раннеклассо­вых отношений, а затем и государства.

Такая неравномерность в развитии позволяла антич­ным историкам и путешественникам исследовать жизнь «отсталых» народов, таких, каковыми, например, были восточные славяне в V-VШ вв. По их запискам можно выделить целый ряд черт, присущих славянам в древней­ший период.

На чужеземцев выгодное впечатление производила «простота нравов» восточных славян, что находило свое проявление в их «природном» гостеприимстве, в их «лас­ковости» к чужеземцам, которых усердно провожали из одного места в другое. Рассказывали, что у славян счита­лось дозволенным даже красть для угощения странников. В этом случае кража не считалась таковой, ведь она пре­следовала благую цель — накормить чужеземца.

Византийский император Маврикий в своем трактате «Стратегикон» (конец VI-начало VII вв.) замечал, что «к прибывающим к ним [славянам] чужеземцам они отно­сятся ласково и, оказывая им знаки своего расположения . охраняют [путешествующих] в случае надобности».

С. М. Соловьев в «Истории России с древнейших вре­мен» писал: «Сличив известия современников-чужеземцев, мы находим, что вообще славяне своей нравственностью производили на них выгодное впечатление: простота нра­вов славянских находилась в противоположности с испор­ченными нравами тогдашних образованных или полуобразованных народов . Все писатели превозносят гостепри­имство славян, их ласковость к иностранцам . и если слу­чится, что странник потерпит какую-нибудь беду по нера­дению своего хозяина, то сосед последнего вооружается против него, почитая священным долгом отомстить за странника».

О том же писал Н. М. Карамзин в «Истории государ­ства Российского с древнейших времен»: «Всякий путеше­ственник был для них как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостью, провожали с благословени­ем и сдавали друг другу на руки. Хозяин ответствовал на­роду за безопасность чужеземца, и кто не умел сберечь гостя от беды или неприятности, тому мстили соседи за сие оскорбление, как за собственное. Славянин, выходя из дому, оставлял дверь отворенную и пищу готовую для странника».

В то же время С. М. Соловьев, справедливо замечая, что само по себе «природное» гостеприимство не относит­ся к ряду черт, исключительно присущих одним лишь сла­вянам («и теперь путешественники удивляются гостепри­имству дикарей Северной Америки»), вьщелял несколько причин, породивших такое гостеприимство:

Сострадание к путешественнику, сумевшему мно­гое преодолеть, а потому и представлявшемуся существом необыкновенным, «героем», тем более, что путешествие в ту пору в стране, населенной дикими и воинственными племенами, было под силу лишь наиболее бесстрашным. «Чем затруднительнее странствование, чем с большими опасностями сопряжено оно,— писал известный русский историк,—тем сильнее народ чувствует в себе обязанность гостеприимства; особенно должны были чувствовать эту обязанность славяне—народ, более других подвергавший­ ся враждебным столкновениям и со своими, и с чужими, нападениям и изгнанию».

Сама удача в преодолении препятствий могла быть свидетельством особенной милости богов — покровителей путешественника. Таким образом, бояться одинокого странника было нечего, а вот оскорбить «любимца богов» было страшно.

3. Согласно языческим поверьям славян каждое жилище было местопребыванием домашнего божества (домового); странник же, входивший в дом, отдавался под по кровительство этого божества, таким образом, оскорбить странника значило оскорбить божество (собственного по­кровителя). Странник же, хорошо принятый и угощенный, повсюду разносил добрую славу о гостеприимном хозяи­не и в целом о славянском роде.

Однако на основании «природного» гостеприимства, присущего диким народам, утверждать наличие «взаимо­помощи между первобытными племенами», значило бы рисовать идиллическую картину родового строя, создавать миф о реальном бытии доисторического человека. Так, к примеру, византийский историк Прокопий Кесарийский в «Истории войн Юстиниана» писал, говоря о славянах,-что «по существу они не плохие и совсем не злобные». С. М. Соловьев замечал в связи с этим: «Доброта не исклю­чала, впрочем, .свирепости и жестокости в известных слу­чаях . так часто бывает у людей и целых народов, добрых по природе, но предоставленных влечениям одной только природы».