Делом корпорации является правовое осуществление особен­ных интересов через общественную самодеятельность.

Корпоративная жизнь свойственна преимущественно промышленно­му сословию; она превращает своекорыстные цели его членов, через объединение, в общественное дело: индивидуум, вступая в корпорацию, приобщается духу конкретного единения и приуча­ется к относительно-бескорыстному служению; в этом „добро­порядочном" служении — он приобретает себе заслугу и „честь"[39] и воспитывается к высшему и истинному бескорыстию политиче­ской жизни. Семья, воспитывая в душе „стыд", и корпорация, приучая душу к чувству „чести", являют сбою две опоры госу­дарственного бытия; а государство остается их всеобщей основой, целью и действительностью.

Государство есть зрелый венец семейной и общественной жизни. Гражданское общество добавляет к принципу семейной конкретности — зрелую самостоятельность индивидуального са­мосознания и элемент правового мышления (бытие законов и учреждений) и тем слагает атмосферу государственного бытия: государство есть конкретное объединение самостоятельных инди­видуумов, сознающих свое тождество со всеобщими законами и учреждениями государства, иными словами — тождество свобод­ной единичности со всеобщим.

Государство есть индивидуальный политический организм, имеющий свое внутреннее устройство, стоящий в отношении к другим политическим организмам („внешнее государственное право") и восходящий через эти междугосударственные отно­шения, ко всеобщей „идее" государства, — на суд „мировой истории".

Внутреннее устройство государства - это особенная сила или власть, на которые расчленяет себя единая властная жизнь государственной тотальности, в них, учитываются и содержатся все особенные интересы граждан; зная это, граждане знают себя в тождестве с учреждениями своего государства („доверие" и „патриотизм"), а учрежде­ния являются в результате этого „столпами публичной сво­боды".

Государство в своем развитом и совершенном виде, вырабо­танном мировой историей, есть конституционная монархия и знает три власти: княжескую, правительственную и законо­дательную[40].

Княжеская власть осуществляется монархом, который есть субъект, олицетворяющий суверенную субъективность государ­ства и несущий в себе ее высшее проявление — силу последнего решения. Монарх есть эмпирическая единич­ность спекулятивно объединяющая в себе и „идеализи­рующая" все власти государства; он творит жизнь „особенного", назначая и увольняя тех, кто „субсуммирует" особенное под всеобщие законы; наконец, он творит жизнь всеобщего, поз­навая его субъективно из глубины своей совести и созидая его объективно в виде законов и учреждений[41].

Правительственная власть осуществляет закон и решение монарха, „субсуммируя" под них всякое особенное жизненное содержание.[42] Такова власть суда и полиции ее осуществляют члены всеобщего сословия, которые жертвуют своими субъ­ективными целями и самостоятельными интересами, и влагают в свое дело „главный интерес своего духовного и особенного существования". Это государственное служение, дающее права, обязанности и вознаграждение, должно быть организовано так, чтобы в государстве было „как можно меньше" простого „повино­вения" граждан и произвола чиновников; служебная иерархия, ответственность должностных лиц и контроль общин и корпо­раций — таковы объективные гарантии от „злоупотребления вла­стью"; господство добрых нравов, нравственное и умственное развитие народа и главное привычка ко „всеобщим интересам, воззрениям и делам" — таковы субъективные гарантии закон­ности в управлении.

Законодательная власть ведает созданием новых законов и самыми общими „внутренними обстоятельствами" государствен­ной жизни[43], определяя как то, что государство предоставляет индивидуумам (частно-правовые законы, права корпораций и государственное устройство в целом), так и обязанности поддан­ных по отношению к государству (денежные взносы и личные услуги). В осуществлении этой власти участвуют монарх, правительство и „сословия"

Участие „сословий" в законодательстве необходимо не пото­му, что народ будто бы „лучше всего" знает свое „благо" или больше всего желает его. Напротив, та часть граждан, которая обычно называется „народом", отличается как раз тем, что она «не знает, чего хочет»[44] и тем более не знает, чего желает Разум. Такое знание есть „плод глубокого познания и прозрения, которое именно не есть дело народа". Нет сомнения, что высшие должностные лица „по необходимости имеют более глу­бокое и обширное знание природы, учреждений и потребностей государства, а также большую способность и привычку к этим делам и могут сделать лучшее и без сословий"; что же касается „доброй воли", то это лишь черни свойственно вечно предполагать „у правительства злую или менее добрую волю". Скорее! следует ждать, что сословия внесут в государственные дела свой частный и особенный интерес в противоположность всеобщему.

Участие сословий в законодательстве необходимо потому, что этого требует „субъективная формальная свобода" граждан: необходимо, чтобы граждане сами участвовали в ведении госу­дарственных дел, внося в него свое сознание, убеждение и волю, чтобы они жили в законах государства своим знанием, советом и решением, осуществляя этим „субъективный момент всеобщей свободы". К этому, конечно, присоединяется, на втором плане, большая осведомленность представителей в деятельности низших чиновников, в специальных потребностях и нуждах, а также полезное участие многих в „публичной цензуре", повышающей прилежание и очищающей мотивы политических деяний.

В деятельности сословий участвует эмпирическое множество граждан; многие, но не все, не говоря уже о женщинах и детях.h Это множество участников привле­кается на различных основаниях, в зависимости от принадлеж­ности к сословию.

Члены всеобщего сословия несут правительственную службу и не участвуют в представительстве. Члены промышленного, или „приватного", сословия участвуют не индивидуальным го­лосованием, но посылают в нижнюю палату представителей, избранных от „товариществ, общин и корпораций", не связан­ных определенным мандатом, но органически представляющих в своем лице интерес своей социальной группы. Наконец, члены субстанциального сословия участвуют в верхней палате, кото­рая посредничает между нижней палатой и короной так, как обе палаты посредничают между правительством и массою на­рода. Члены землевладельческого сословия входят в верхнюю палату по праву рождения, в качестве собственников родовых и притом майоратных имений; этим создается их независимость и от произвольной „игры" выборов, и от „благосклонности" толпы, и от милостей правительства: они уподобляются в этом князю и являются сразу „опорою трона и общества". Об участии земледельцев Гегель нигде не обмолвился ни словом.