Обе рассмотренные выше точки зрения в общем–то по–разному трактуют один и тот же вопрос. Несмотря на то, что коммунисты говорят о централизации государства, а анархисты о федерализме нации, обе точки зрения подчеркивают, что местное самоуправление не должно противоречить государственному (по коммунистам) или национальному (с точки зрения анархизма) законодательству. Таким образом, корнем в их споре является вопрос закона.

Каддафи своеобразным образом решает проблему, стоящую между этими двумя истинами. Он предлагает свое понимание закона. Ливийский лидер говорит, что «неправомерно и недемократично поручать выработку Закона общества комитету или парламенту. Столь же неправомерно и недемократично допустить, чтобы Закон общества изменялся отдельными лицами, комитетами или парламентами». Действительно, любая конституция, любой свод законов, если он придуман одним человеком или даже группой людей, будет не просто навязыванием своего мнения другим людям, а диктатурой и подавлением большинства населения. Именно на это обращал внимание Бакунин, говоря о подмене государственного законодательства национальным, которое будет отвечать интересам нации. Каддафи просто развивает эту анархическую идею, когда говорит о том, что «подлинным законом общества является либо обычай, либо религия». Оставим на время в стороне религию, которая, кстати, является основным источником законодательства в джамахирийском обществе, и обратимся к обычаю как к единственному верному законодательству. Действительно, единый для всей нации обычай, будучи единственным законом, снимает вопрос противоречия местного законодательства национальному. А если закон один для всей нации, то отпадает и само разногласие между централизмом и федерализмом. Просто необходимость централизации исчезнет. Причем под обычаем понимаются не «придуманные» общественные ценности, а веками формировавшиеся менталитет и культура той или иной нации.

Единственное, о чем не стоит забывать, – это о добровольной принадлежности провинций к нации и их готовности соблюдать этот обычай, иначе опять будет иметь место принуждение, что на практике мы наблюдаем повсеместно и по сей день. Не стала исключением и руководимая Каддафи ливийская джамахирия.

Подытоживая выше сказанное, напомним, что в истории становления и развития ливийской общественной мысли в XX в. так и не нашлось места ни коммунистическим, ни анархическим идеям, как и не были созданы ни партии, ни даже кружки, придерживающиеся этих взглядов. Каддафи, задумав создать собственную политическую модель страны, отличную от капиталистической и коммунистической, не мог не изучить того, что было до него. В западных странах он досконально проработал и решительно отверг те модели государственного устройства, которые называются сейчас европейской, а на американском континенте – североамериканской демократией, восточные азиатские модели, к которым он также обращался тоже не вызвали у него большого интереса. И наконец, в 1970–х годах, когда он разочаровался в насеровской модели построения арабского социализма, Каддафи решил изучить еще один пласт мировой культуры, с которым почти не был знаком, – наследие русских радикал–революционеров. Он обратился к трудам Ленина (через них, кстати, ознакомился с идеями Маркса и Энгельса), а затем изучил работы Бакунина и Кропоткина, которые и произвели на Каддафи неизгладимое впечатление. По существу, в произведениях русских радикал–революционеров он нашел то, что искал, и то, что, по его мнению, могло быть применимо к ливийской действительности. Некоторые из этих идей, указанных выше (решение проблемы демократии, отрицание государства, отрицание эксплуатации человека человеком и др.), он развил в своей «Зеленой книге», другие истолковал по–своему. Это и дает основание сделать вывод об определенном влиянии идей русских радикал–революционеров на формирование мировоззрения Каддафи,

Говоря о том, что Каддафи кооптировал многие концепции русских мыслителей в свою «теорию», было бы неверным не указать на определенные различия в их идеях и воззрениях ливийского лидера. Дело в том, что, несмотря на огромное количество мыслей, схожих по своему характеру с идеями русских радикал–революционеров, мы не можем назвать Каддафи ни коммунистом, ни анархистом, потому что, соглашаясь с этими мыслителями в одном, он расходится с ними в другом. Поэтому, на наш взгляд, нельзя говорить о полном повторении Каддафи ленинских идей или идей русских анархистов, так как есть ряд пунктов, по которым ливийский лидер расходится вышеупомянутыми теоретиками и высказывает свою точку зрения.

Рассматривая выше общие черты «Зеленой книги» Каддафи и труда Ленина «Государство и революция», мы уже столкнулись с тем, что в обеих работах ставятся одни и те же проблемы. Различия же между ними в том, что решения этих проблем предлагаются зачастую совершенно разные, порой противоположные друг к другу. Более того, во многом Каддафи просто не согласен с Лениным и выдвигает идеи, противоречащие коммунистической теории.

И Ленин, и Каддафи сходятся в том, что после победы революции и уничтожения государственной машины власть нужно передать народу. Однако Ленин считает, что, в первую очередь, в стране должна быть установлена «революционная и преходящая форма государства» –диктатура пролетариата для того, чтобы сломить окончательное сопротивление капиталистов. Каддафи с этим категорически не согласен, так как, по его мнению, любая диктатура губительна для страны, будь то диктатура партии, класса или клана. Ливийский лидер убежден, что если один класс находится у власти, то он «подчиняет себе общество, в котором господствует». Развивая эту мысль, он утверждает, что «во всех случаях народ не является ни классом, ни партией, ни племенем, ни кланом, которые представляют собой лишь часть народа, составляя меньшинство», то есть опять налицо диктатура меньшинства. Несмотря на то, что Ленин настаивает на численном превосходстве пролетариата над другими классами, вряд ли можно с этим согласиться. Возникает сомнение и во «временности» этой диктатуры, так как она предполагает наличие оппозиции. Эту коммунистическую идею, к слову сказать, жестко критиковал еще Бакунин, говоря о том, что «между революционною диктатурою и государственностью вся разница состоит только во внешней обстановке. В сущности же они представляют собой одно и тоже управление большинства меньшинством… Поэтому они одинаково реакционны, имея как та, так и другая результатом непосредственным и непременным упрочнение политических и экономических привилегий управляющего меньшинства и политического и экономического рабства народных масс». Известно, что на практике временная революционная диктатура сменилась властью коммунистической партии, и хотя эта власть уже не называлась диктатурой, Каддафи дает ей именно такое определение, говоря о том, что «партия – это современная диктатура, это современное диктаторское орудие правления, поскольку партия – это власть части над целым».

Вместо такой диктатуры ливийский лидер предлагает систему народных комитетов, во многом близкую анархическому принципу федерации.