Сохранение двухстепенной избирательной системы принесло желанное действие: демократия осталась в меньшинстве, восторжествовали представители бесцветных промежуточных партий и замаскированные реакционеры[33].

Неудача демонстрации в пользу прямых выборов отмечает конец первого периода после победы народа: провал избирательного закона, гражданское ополчение оказалось учреждением реакционным. По первому зову перепуганного министерства ополчение выступает ему на помощь и направляет свои штыки против мирной народной демонстрации против прямую избирательную систему. Реакция зародилась здесь, а не только в королевском дворце [11, с. 216]. По схожему сценарию развивались дальнейшие события и в столице Австро-Венгрии.

Мартовские события, казалось, разорвали все связи, сплачивавшие Австрийскую империю. Итальянские провинции отпали от нее, Венгрия достигла самостоятельности, в немецкой Австрии поднималось общегерманское движение. Так пробудилась совершенно новая жизнь – национальная борьба разгоралась, а венское правительство не знало, что делать.

В первых рядах движения стояли венские студенты[34], организовавшиеся в «Академический легион». Общественные дела в Вене в это время направлялись Центральным комитетом национальной гвардии («гражданского ополчения») и студенческим комитетом. Не менее опасными были массы безработных рабочих. Чтобы дать им заработок, правительство принялось за организацию общественных земляных работ, т.е. пыталось помочь теми же средствами, как в Париже и Берлине [11, с. 220].

Предприниматели под впечатлением мартовских событий тоже пошли на уступки. Известие, что в Париже установлен десятичасовой рабочий день, не оказало никакого влияния на венских рабочих, т. к. пресса не писала об этом. Тем не менее предприниматели стали сговорчивее – они видели рост влияния рабочих и не могли не опасаться новых взрывов ярости. Некоторые вводит десятичасовой рабочий день (например, железнодорожникам) «из признательности к похвальному труду рабочих», несколько увеличилось жалование (в среднем на 10%). С течение времени требования рабочих начали повышаться, но они по-прежнему были узкопрактическими. Блос объясняет это тем, что австрийские рабочие еще не дошли до понимания всех звеньев процесса развития нового общества. В них было много прогрессивного, но немало и реакционного. Ремесленные подмастерья тоже заволновались, что вынудило цеховых мастеров удовлетворять часть их требований [11, с. 221–223].

В марте общий промышленный кризис достиг апогея – рабочие тысячами устремились на общественные работы. Прилив оказался столь сильным, что правительство оказалось в затруднительном положении. Третьего апреля император Фердинанд помахал черно-красно-золотым знаменем из окна своего дворца, но конституция, выработанная Пиллерсдорфом, одобренная двором и октроированная 26 апреля совсем не выглядела «черно-красно-золотистой конституцией». Конституцию даровали, не прибегая к предварительному обсуждению её представителями народа. Неудовольствие вызывала создание аристократической первой палаты, абсолютное право «вето» императора[35], сохранение старых провинциальных собраний, т.е. конституция давала то, что сословия требовали еще до начала мартовских событий. Конституция сохраняла старый сословный строй, не уничтожала феодальные повинности и ничего не говорила об избирательной системе во вторую палату.

Буржуа с восторгом приняли конституцию, как новое завоевание. Рабочие и ремесленники поняли, что их, вероятно, лишат избирательного права. Демократическая пресса начала против нее решительную борьбу, увидев в ней реакционные поползновения.

Еще сильнее недовольство возросло, когда министр-президент Фильмон назначил венным министром генерала Латура, грубого солдата и аристократа и вечером 2 мая демонстрации добились сложения его полномочий. В этих условиях правительство решилось распустить центральный комитет студенчества и национальной гвардии. Студенты с этим не согласились и 14 мая собрался центральный комитет под председательством доктора Гольдмарка, который решил требовать отмены реакционного избирательного закона и выступить с «петицией натиска», под ней начали собираться подписи. Депутация ничего не добилась от власти. Казалось, что теперь столкновения неизбежны [11, с. 222–223].

Город переполнялся слухами. «Академический легион» и до 10 тысяч рабочих вышли на улицы с лозунгами: «Идем за вами на жизнь или смерть!». Пиллерсдорф запретил стрелять по вооруженной толпе, окружившей дворец. Император решил пойти на уступки и закончить кризис. Он заявил, что апрельскую конституцию следует рассматривать лишь как проект, подлежащий обсуждению и утверждению рейхстагом, который будет созван на основе всеобщего избирательного права. Остальные требования тоже получили удовлетворение, что вызвало восторг у народа. Таким образом, конституция господина фон-Пиллерсдорфа была уничтожена. С точки зрения Блоса, это было явным достижением демократических сил. Но он признавал, что сила либерально-демократических кругов была в единстве, между тем начали проявлять классовые противоречия [11, с. 224].

В Вене все совершалось так же, как и в Берлине. Министры вразумляли «буржуа», что народ еще не созрел ля прямых выборов, а мелкие буржуа старались всеми силами втолковать, что рабочим никак нельзя представить прямые выборы. Так все слои отреклись от прямых выборов [11, с. 225].

Правительство предприняло попытку перехватить инициативу и вечером 17 мая император Фердинанд бежал из Вены в Тироль. Это привело буржуазию в смятение: «город императора и вдруг без императора!». На следующий день упали курсы ценных бумаг Австрии. Правительство и городские власти учредило «стражу безопасности», которая запрещала собираться на улицах более пяти человек. 25 мая министр-президент Монтекуоли отдал приказ, чтобы легион сложил оружие и разошелся. Реакционеры были уверены в своем торжестве, роспуск академического легиона мог послужить реальным началом реакции [11, с. 226–228].

В ответ вооруженные студенты утром 26 мая потребовали не распускать академический легион. На улицы были выведены войска. Национальная гвардия дала сигнал тревоги и в центральной части города за несколько часов появилось до ста шестидесяти баррикад. Правительство было вынуждено уступить. Войска были выведены из города, национальная гвардия взяла город под контроль, приказ о роспуске академического легиона был отменен.

Вечером, благодаря стараниям Таузенау, организовался новый комитет безопасности из студентов и граждан, председателем был избран Фишгоф. Блос характеризует майское движение 1848 г. как достигшее своего зенита и соглашается с Виоланом: «В Вене фактически установилась республика, но, к несчастью, никто не видел этого; если бы кто-нибудь понял это и убедил комитет безопасности, будущее Австрии, несомненно, отлилось бы в другие формы». Император, по сути, бежал. Министерство теряло всякий вес и доживало последние дни. Войско было удалено из Вены (в распоряжении министерства было некоторое количество войск – главные силы боролись с восстаниями в Богемии и Италии), а рабочие не оставлявшие баррикад, были реальной силой. В Вене осталось только правительство, которое боролось с народным движением. Страх мещанства все более усиливался Учредительное собрание не было даже избрано. Над развалинами политического строя возвышался комитет безопасности с безграничными полномочиями. Теперь вся власть была в его руках, осталось только взять ее. Но комитет не понимал своего положения – демократы не знали как применить свою власть, завоеванную при посредстве рабочих, хотя последние туда не вошли [11, с. 229–230][36].