Цензоры и партаппаратчики морщились, но Илья был вхож в "высокие коридоры власти", ибо рисовал и генсека, и министров, председателя Госплана, иностранных дипломатов (Самаранч), находящихся в Москве. Перед коллегами Глазунов оправдывался: "Я художник эпохи. Всех рисую, запечатлеваю генсеков, вьетнамских рыбаков, министров, генералов МВД и чилийских горняков, Джину Лолобриджиду и фронтовиков, королей и других персонажей времени".

Солоухин же подходил к теме православия издалека, описывая исторические события, разворачивающиеся вокруг иконы, ее художественные и эстетические достоинства и, конечно, более осторожно, но стилистически отточено описывал ее духовную суть. Да, наши национальные художники были бесстрашны и настойчивы, раз за разом увязывая воплощаемую ими классику с высокой верой.

Помню, как всех поразила в 60 х годах впечатляющая сцена поклонения Смоленской Божией Матери Кутузова перед Бородино, блестяще сделанная Сергеем Бондарчуком в эпопее "Война и мир". "Канделябрами бить надо за это", — заявила по этому поводу одна активная дама, уехавшая затем за океан. Да, бить канделябрами за сохранение связи времен у нас призывали не раз. Что же касается преемственности времен, то тут следует назвать книгу В. Нестерова "Связь времен" (издательство "Молодая гвардия"), по-своему ошеломившая читателей. Ибо, как доказывалось в книге, прошлое, настоящее и будущее России связано и едино, несмотря на все социальные, общественные, временные противоречия и изменения.

Особо заставила вздрогнуть хранителей исторических тайн книга профессора Н. Н. Яковлева о начале первой мировой войны.

У нас была особая серия "Даты истории" и мы заказали ему книгу "1 августа 1914 года", то есть, день начала первой мировой войны. В это время началась Солженицынская эпопея. Он закончил свою книгу "Август четырнадцатого года", и мы получили (как и все крупные издательства) его письмо о том, что он закончил свою работу над этой книгой. И вопрос: не заинтересуемся ли мы его романом. Уже в полдень после получения раздался звонок от зав. сектором литературы ЦК КПСС Беляева: "Солженицыну — не отвечайте!" А через день неожиданно появился генерал КГБ Ф. Д. Бобков и порекомендовал нам издать книгу американской писательницы Барбары Такман "Августовские пушки" о начале первой мировой войны. Когда я прочитал книгу, то понял, что это выдающееся произведение публицистической, художественной мысли. Американская писательница с горечью писала о том, как была развязана первая мировая война. Помню ее драматические слова, говорящие о знании русской классики "Июль 1914 года. Таврический дворец. Сияет хрусталь люстры, бриллианты дам. Бал. Но это уже был вишневый сад, правда, об этом еще никто не знал". Кстати, Кеннеди читал эту книгу перед Карибским кризисом. На этот раз Солженицын заставил издателей и власть издать несколько книг о начале первой мировой войны (не хотели, чтобы он один осветил историческую дату — 60 лет с ее начала). Но для нас и общества это обозначилось важным историческим открытием.

Книга Н. Н. Яковлева "1 августа 1914 года" уже не имела цензурных препятствий (надо было упредить Солженицына). В общем-то спокойной историко-фактологической книге, рассказывающей о ходе первой мировой, именуемой по терминологии того времени империалистической, войны, таилась в ее последней части историческая, идеологическая бомба. В ней профессор Яковлев в своей меланхолической манере показал поражения России и скрытые пружины организации Февральской и Октябрьской революций. И далее (о ужас! для агитпропа и всей партийной науки) он констатировал, что во всех партиях, свершивших одну и вторую революцию во главе стояли масоны. Профессор никого не обличал, он просто на основании документов констатировал, что во главе кадетов, октябристов, эсеров, меньшевиков, РСДРП (б) стояли масоны. Вот тебе и на! Отрицали-отрицали этот "миф" о наличии в новой истории масонов и вдруг — "они были" да еще и стояли во главе всех ведущих партий России. Книга вышла 100-тысячным тиражом. Я лежал в больнице на улице Грановского и оттуда дал задание выпустить еще 100 тысяч экземпляров. Телефоны там прослушивались, кто-то понял опасность, пытался остановить новый тираж, но было уже поздно. Он, как и предыдущий, ушел к читателю.

На дыбы встала официальная историческая наука во главе с малообразованным академиком — специалистом по Октябрьской революции — И. Минцом. Он (скорее его клевреты) состряпал письмо с разгромными аргументами по поводу каких-то несуществующих масонов. Письмо было послано в "Коммунист", затем было набрано в журнале "Политпросвещение", но не появилось.

КГБ и Агитпроп поняли, что могут попасть в капкан, о масонах может рассказать Солженицын, а там — иди, опровергай его. Солженицын, кстати, о масонах ничего не написал.

Книгу Н. Н. Яковлева запретили ругать и хвалить. Зато масоны перестали быть с этого времени запретной темой в литературе, публицистике.

Вот в таком узле противоречивых, разнообразных, политических, общественных связей выстраивалась художественная публицистика, общественная мысль в 60–70-х годах.