Со временем становилось все яснее, что подобное “правление”, одновременно централизованное и консенсусное, воплотить в жизнь невозможно. Проблему начали формулировать иначе: как необходимость создать систему “управления” отдельными сферами международной жизни в качестве более мягкой формы принятия решений, взаимоприемлемых для национальных государств. Так возможно ли управление без управляющих? В таком случае было бы бесполезно действовать только через правительственные органы, обязанные стоять на страже официально декларируемых национальных интересов. В действительности современному миру свойственна множественность уровней и типов управления, которая отлична и от моделей принятия решений международными организациями, и от простого диктата мирового рынка. В этом мире, по мнению Херста и Томпсона, управление вбирает в себя все имеющиеся институты и практические функции: общественные и частные, государственные и негосударственные, национальные и интернациональные; но при этом национальное государство по-прежнему играет постоянную и важную роль связующего звена между действующими лицами мировой политики. Оно устраняет расхождения между ними, ибо вправе делегировать часть своих функций как международному сообществу (вверх), так и субнациональным структурам (вниз).

По мысли авторов, управление возможно на пяти уровнях – от международного до локально-регионального – посредством: соблюдения межгосударственных соглашений, особенно между странами Европы, Северной Америки и Японией; усилий значительного числа государств, создающих международные регулирующие организации типа ВТО или ГАТТ; региональных торгово-экономических ассоциаций и союзов вроде ЕС и НАФТА; использования национальных рычагов и институтов типа Ассоциации Рэнд (Research and Development – REND) в США; проведения внутригосударственной региональной политики для развития местных промышленных центров. Такая система управления, подчеркивают Хёрст и Томпсон, отвечает интересам большого и малого бизнеса, активно внедряющегося на мировые рынки, где им больше всего нужны стабильность и безопасность (Hirst, Thompson, 1995, р. 429-430).

Сочленить все эти уровни способно только национальное государство, ибо лишь оно в той или иной форме присутствует на каждом из них. Поэтому некоторые схемы глобального управления (например, руководителя Института развития и мира при Дуйсбургском университете Д. Месснера) ставят национальное государство [c.168] в центр мировых связей. Месснер видит в нем средоточие отношений между всеми политическими акторами международного сообщества: ООН и ее различными учреждениями, региональными союзами, субнациональными (локальными) органами, многонациональными концернами, банками, неправительственными организациями, средствами массовой информации, различными группами интересов, научными центрами и т. д. Их скоординированные усилия следует направлять на решение четырех главных задач управления в процессе глобализации: определение рамок мирового порядка, в котором международный бизнес не “приватизировал” бы политику; более эффективное, чем прежде, реагирование на глобальные вызовы (загрязнение окружающей среды, массовые миграции, торговля оружием и др.); формирование “глобальной правовой государственности” на основе западных традиций правового государства; использование принципов управления при решении национальными государствами региональных и локальных проблем (см.: Messner, 1999, р. 10-13).

Одновременно исследователи отмечают “дефицит демократического контроля” в деятельности международных организаций и не видят реальной возможности добиться, чтобы они стали подотчетны национальным гражданским обществам (Keohane, 1998, р. 92-94). Интерпретация этой максимы весьма прозрачна. Немецкий политолог Франц Нушелер обращает внимание на противоречие между “глобальным управлением” и “сверхдержавным управлением” (Nuscheler, 1998), а американский политолог Стивен Уолт указывает, что в последнее десятилетие Соединенным Штатам настолько понравилось быть “номером один” в мировой политике, что теперь они исполнены решимости сохранить за собой это место (Walt, 1998, р. 43). “Определения “международный” и “транснациональный” стали в последнее время означать “американизированный””, – прямо заявляют многие публицисты и политики. Кстати, вероятно, не случайно понятие “всемирное правление” (world government) включено в словник “Энциклопедии Американа”, но отсутствует в “Энциклопедии Британника”. Поэтому, говоря об упадке национального государства и необходимости глобального управления с его участием, следует видеть, что эту проблему целесообразно обсуждать с точки зрения не только “чистой” теории, оперирующей категориями и понятиями, но и реальной политики, где весь мир – (по удачному выражению З. Бжезинского) огромная “шахматная доска”, а игроки преследуют свои собственные, вовсе не абстрактные интересы.

В науке давно известен парадокс: с увеличением объема знаний о предмете возрастает количество публикаций о нем. В полной мере это относится к проблемам глобализации, “размывания” национального государства, нового управления, смены политических акторов различного уровня, смены политических акторов различного уровня. Новые тенденции, которые только нарождаются в мире, но уже стали неоспоримой реальностью, требуют их концептуализации . В настоящей статье сделана попытка разобраться в этих вопросах и выявить некоторые, кажущиеся приоритетными, направления того огромного количества исследований, относящихся к сравнительно новому направлению политической мысли – глобалистике. [c.169]

Список литературы

Богатуров А. Синдром поглощения в международной политике // Pro et Contra. – 1999. – Т. 4. – № 4.

Дрор И. Способность управлять. Резюме доклада Римскому клубу // Глобальное управление для устойчивого развития. – Новосибирск, 1996.

Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. – 1997. – №4.

Этос глобального мира / Сост. и ред. В.И.Толстых. – М., 1999.