Антикоммунизм и антисоветизм были факторами, влиявшими на формирование внешнеполитического курса Франции, в котором национальные интересы страны уступили место политическим симпатиям буржуазии. Французские шансонье на Монмарте, хорошо чувствовавшие политический климат, осыпали насмешками «прекрасных дам и господ, которые предпочитают быть побежденными Гитлером, чем быть победителями вместе со Сталиным». Насмешки шансонье были обоснованы. Для французских правых «красная угроза» была страшнее «коричневой опасности».

Правительство Э.Даладье оказалось в трудном положении. С одной стороны, оно не хотело полностью уступать правым силам и способствовать усилению Германии и Италии. Но с другой стороны, оно боялось прямого столкновения с агрессивным блоком, но опасалось идти навстречу предложениям Москвы о развитии франко-советских отношений.

Советское руководство правильно оценивало политику Парижа. В информационном письме в советское полпредство в Китае заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков писал в апреле 1938 г.: «Реакционная буржуазия Франции являет миру еще более разительный, чем в Англии, пример предательства национальных интересов своей страны под давлением животного страха перед революцией».

Я.З. Суриц отмечал в письме в НКИД, что правительство Даладье толкают на путь капитуляции политики во главе с Ж. Бонне. Эта группа стремилась во что бы то ни стало воспрепятствовать сотрудничеству Франции с СССР в деле противодействия агрессору. По мнению советского полпреда эти политики не столько страшились проиграть войну, сколько «опасались поражения Гитлера и фашизма». Вовлечение Франции в конфликт они рассматривали «как катастрофу при любом из эвентуальных исходов войны», а поражение Германии, по их мнению, повлекло бы к «неслыханному повсеместному торжеству большевизма».

Выступая на коллоквиуме в Париже, посвященному деятельности правительства Даладье, французский исследователь внешней политики Третьей республики Р. Жиро подчеркивал: « .Согласие на установление более тесных отношений с СССР в то время, как вся буржуазия Франции (в том числе и мелкая буржуазия) испытывала великий страх перед Народным фронтом до такой степени, что забыла национальные традиции, значило бы вызвать опасные нападки на политических руководителей и обвинения в благожелательном отношении в СССР».

Антисоветизм и антикоммунизм правящих кругов Франции, определял политику «умиротворения» агрессора, порождал надежды найти такое политическое решение, которое позволило бы вывести Францию из трудной военно-политической ситуации. Такое решение представлялось осуществимым, если бы германская экспансия была направлена в восточном направлении, если бы возникла война между нацистским рейхом и Советским Союзом. В этом случае, по мнению некоторых политиков, решался целый комплекс трудных проблем: силой верхмата можно было бы уничтожить враждебное по своей классовой сути советское государство; добиться ослабления Германии, давнего соперника; не только сохранить, но и упрочить позиции Франции в Европе и во всем мире.

Известный французский историк Ж.Б. Дюрозель признает, что «во Франции существовала мечта о чудесном возникновении благословленной войны между нацистами и советами». Расчеты политических лидеров Франции, что «немецкий паровой котел взорвется на Востоке», безусловно учитывались в подготовке мюнхенских соглашений. Министр в правительстве Даладье Жан Зей, в годы войны погибший от рук гитлеровских оккупантов, в своих мемуарах писал: « . Решимость дать Германии полную свободу действий в Восточной и Центральной Европе . была определена задолго до сентябрьского кризиса. Это было принципиальное и взвешенное решение, главным проводником которого в кабинете Даладье был министр иностранных дел Жорж Бонне».

В редакционной статье газеты «Монд» за 5 июля 1974 г. делалось очень важное замечание об атмосфере в политических кругах Франции накануне Мюнхена. «Многие из французских руководителей, - писала «Монд», - в глубине души считали лучшим вариантом дать возможность столкнуться Германии с Россией - «коричневой чумы» с «красной холерой» - и таким образом обеспечить мир на западе, путем предоставления рейху свободы действий на востоке».

В предвоенные годы Франция на международной арене выступала в союзе с Англией. Франко-английский альянс начал складываться с 1936 г. и в период чехословацкого кризиса и после его обрел большое военно-политическое значение. Ведущая роль в складывавшейся франко-английской коалиции принадлежала Лондону. Франция, учитывая ослабление своих позиций в Европе и нарастание опасности со стороны Германии, нуждалась в поддержке Англии и готова была пойти на значительные политические уступки во имя этой поддержки.

Советская дипломатия учитывала зависимость французского правительства от Лондона, который оказывал сдерживающее влияние на развитие сотрудничества между СССР и Францией. 27 июля 1938 г. полпред СССР во Франции Я.З. Суриц писал: «Сейчас Даладье как с единственно реальным союзником считается только с одной Англией. Он исходит из того, что Англия близка, под рукой, что она до сих пор пользуется ореолом сильнейшей страны в мире, обладает несметными ресурсами, а главное, внушает немцам уважение и страх. Такая оценка, впрочем, разделяется огромным большинством французских государственных деятелей, и недаром сотрудничество с Англией является наиболее стабильным и наиболее устойчивым элементом во всей системе французской внешней политики последнего времени».

Лидирующее положение одной из держав в военно-политическом союзе не означает автоматического лишения другой союзной державы самостоятельности и инициативы во внешней политике. Правительство Франции могло и в некоторых случаях сохраняло свободу маневра на международной арене. Однако сложилась такая ситуация, когда французские лидеры охотно следовали за Лондоном в ущерб национальным интересам Франции.

3 сентября в телеграмме Я.З. Сурица в Москву указывалось: «Всякий раз, когда в кабинете поднимается вопрос об установлении с нами действительного контакта по чехословацкому вопросу, в частности по линии военных штабов, высказывались опасения, что это будет встречено недружелюбно в Лондоне».

Некоторые французские историки подтверждают эти факты и склонны объяснять политику Парижа до войны полной зависимостью от принимавшихся решений в Лондоне. Весьма настойчиво подчеркивает «зависимую», «второстепенную» роль Франции Ж.Б. Дюрозель. По его мнению в мюнхенской политике роль Франции была «равна нулю как в области информации, так и в области действий». Подчинение Франции Англии в 1938 году было до такой степени абсолютным, что трудно это представить. Дошло до того, что англичане перестали маскировать тон».

Однако столь категорическое утверждение о полной зависимости французской дипломатии от Лондона встретило скептическое отношение со стороны многих политических деятелей и историков. Директор французского Института современной истории Ф. Бедарида в выступлении на коллеквиуме, посвященном деятельности правительства Даладье, заметил: «Если действительно настаивать на тезисе о подчинении Франции английской политики, то возникает риск прийти к упрощенной схеме. Может быть удобной, но абсолютно неверной, которая, более того, лишает французскую политику какого-либо содержания и заинтересованности, поскольку все объясняется делом рук Англии». Именно потому, что английская политика «умиротворения» соответствовала намерениям французских политиков, они, по словам французского историка А.Мишеля, «охотно позволяли, чтобы Великобритания первой шла в союзнической упряжке».