Знаменитый автор глубоких и скрупулезных исследований жизни и творчества Рембрандта Гледис Шмитт по всей своей книге, посвященной своему кумиру, рассыпал описания головокружительной любви художника к златокудрой красавице Саскии – едва знакомой девушке, потом невесте, потом – жене:

«Когда он наклонился, подавая ей кружку, ему пришло в голову, что в его власти положить конец всем этим бессмысленным уверткам – нужно только поцеловать ее. Губы Саскии были полуоткрыты, молочно-белые зубы блестели, тугое жемчужное ожерелье сдавливало мягкую, чуть порозовевшую шею, и Рембрандта охватило такое неистовое желание, что кружка задрожала у него в руках».

«В углу было сейчас темно, и, усаживая Саскию в позу, поднимая вверх ее головку, укладывая на коленях теплые влажные руки, откидывая назад разметавшиеся кудри, он все время слышал, как колотится его сердце. Затем с поистине царственной гордостью, которую придали ему новоиспеченная слава и послушная улыбка девушки, он властно потребовал свечей, и свечи были немедленно поставлены на пол и на полку над кроватью. Всего их оказалось семь, и стояли они так, что весь их свет падал на Саскию, озаряя ее волосы, драгоценности, глаза, приоткрытые гулы. Какое великое счастье быть художником – это дает право смотреть! И штрихами, уверенными и в то же время трепетными, мастерскими и в то же время нежными, он рисовал полные веки, виски, затемненные упругими колечками локонов, и ямочку в самом низу круглой шеи.»[3]

После того, как он женился на Саскии (1634), его жизнь наполнилась безумием, блеском и радостью, и он рисует ее точно так же, как до того рисовал самого себя.

Раньше он страстно любил изображать себя и страстно себя любил, по утверждению Э. Верхарна. Тогда он чувствовал себя красивым, в цвете лет и силы. До знакомства с Саскией он изображал себя то принцем, то дворянином, то воином; он казался самому себе то историческим, то легендарным героем. Он восхищался своей оригинальностью и необычайностью и во всем стремился удовлетворить своим вкусам.

Теперь эта любовь переливается в разнообразные образы его жены. И точно так же, как себя, он рисует ее с тем же блеском и сказочной роскошью.

Более того, Саския помогает ему реализовать его истинное искусство – искусство сверхъестественного, волшебного, чудесного.

Рембрандт писал Саскию без устали в разные периоды ее короткой жизни. Она служила моделью для Флоры и Далилы, преображается то в «Вирсавию», то в «Артемиду». Саския стала царицей его иллюзий и химер.

Рембрандт создал свою «Данаю» в 1636 году, через два года после женитьбы на Саскии ван Уйленбург, в том же году, что и «Автопортрет с Саскией», полный веселья, торжества и счастья.

Прежде чем Саския родила Титуса (запечатленного своим гениальным отцом на полотне «Титус с книгой», и послуживший основой образа сына в «Блудном сыне»), она рожала дважды, и ее дети умирали в младенчестве. В книге Гледиса Шмитта[4] мы находим слова проповедника, сравнивавшего наброски с изображением Саскии до и во время беременности, которые наводят нас на размышления о том, какой была Саския, позировавшая художнику для «Данаи»: «А знаете ли вы, друг мой, почему ваша жена не может больше позировать в роли языческой богини или хананеянки? Да потому, что она знает, хоть и не умеет выразить это словами, что готовится принести в мир душу живую».

Если умозаключения проповедника верны, и эти наброски действительно так различались, возьмись Рембрандт за полотно чуть позже, и Саския, ожидающая ребенка, не могла бы стать прототипом роскошной античной девы Данаи…

В любом случае субъективный фактор играет решающую роль в появлении на свет этого великого полотна.

Через десять лет после создания полотна «Даная» - в 1646 и 1647 годах картина была им переработана, после того, как минуло уже несколько лет со дня смерти Саскии и потрясения, связанного с ее преждевременной кончиной.

Долгое время картина вызывала недоумение. Почему нет золотого дождя? Отчего плачет амурчик?

Ответы получены благодаря рентгеновским лучам, когда стало понятно, что на полотне две «Данаи». Рембрандт переделал картину, изменив овал лица, длину пальчиков своей героини, детали интерьера - о чем только не расскажет рентгеновский анализ .

Именно Саския была под верхним красочным слоем. На первом полотне художник изобразил счастливую, ждущую своей любви женщину. Она была накрыта белым покрывалом, ведь Рембрандт не хотел, чтобы чужие глаза касались наготы любимой Саскии. Там амурчик улыбался, и картина дышала радостью, что было в унисон с душевным состоянием художника. У второй Данаи амурчик, изображенный со связанными руками и плачет. Наверно это были слёзы Рембрандта. Перед реставраторами стоит соблазнь расчистить нижнюю «Данаю», но пока это только мечты.

Стоит остановиться на подробностях личной жизни Рембрандта, чтобы понять причину появления и особенности этой второй «Данаи». Исследователей удивляла темноволосая головка Данаи, ведь Саския была совсем другой.

Единственным утешением художника был сын Титус, которого воспитывала служанка Гертье. Потихоньку Гертье заняла место Саскии и завладела не только ключами, но и сердцем художника. Рембрандт изображает Гертье обнаженной и безразлично отдает зрителю неприкрытое тело служанки. По одной версии, именно с нее он пишет и вторую картину "Даная". Все чаще видят Гертье в украшениях и платьях Саскии - она стала полновластной хозяйкой дома. Забегая вперед, скажу, что Гертье кончила свою жизнь в тюрьме за мошенничество. . По другой версии, вторую «Данаю» Рембрандт пишет с другой своей служанки – Хендрикье, в которой Гертье видела соперницу. Гертье заставляет Рембрандта жениться на себе и, получив отказ, подает жалобу в камеру семейных ссор, где его обвиняют в прелюбодеянии с двумя женщинами. Суд обязывает его выплачивать Гертье по 200 гульденов в год, что было огромной суммой по тем временам и отлучает Хендрикье от святого причастия.

Преданная Хендрикье любит Рембрандта. Она готова быть с ним и в горе и в радости. Вскоре рождается дочь Корнелия, но Хендрикье тает на глазах. И вновь он теряет любимую, и вновь жизнь окрашивается в черные тона.

Итак, по одной версии, вторая Даная написана с жадной и нехорошей мошенницы, по другой – с преданной простой девушки, ненадолго украсившей жизнь художника.

Но в любом случае важно, что с разрывом в десять лет для Данаи позировали две разные женщины – "светлая" и "темная", контрастные, как утро и вечер, из коих первая - Саския, являла собой ухищрения изысканной моды, вторая – простая девушка с естественнойь природной грацией.

Таким образом, голова, пра­вая рука и в значительной степени тело Данаи, ожидающей в своей темнице возлюбленного, а также фигура старухи-служанки оказались написанными заново, в смелой широкой манере середины и второй половины 1640-х годов. Почти все остальные детали картины остались такими, какими были написаны в 1636 году, характерным для предшествующего периода аккуратным, рисующим мазком.