ОДИННАДЦАТАЯ КНИГА 1. Свойства разумной души: самое себя видит, себярасчисляет, делает себя такой, какой хочет, плод свой сама жепожинает (ведь плоды растений и то, что соответствует этому уживотных, пожинают другие), приходит к своему назначению, когдабы ни поставлен был предел жизни. Тут не то, что в пляске,лицедействе или еще в чем-нибудь таком: вмешается что-нибудь --и все действо не завершено. Нет, в любой части и где бы ее низахватили, она делает полным и самодостаточным то, что самасебе положила, как будто говорит: что мое, то при мне. А ещеона обходит весь мир и пустоту, его окружающую, и егоочертания, распространяется на бесконечность времен, вмещая всебя и всеобщие возрождения после кругообращений; и их онаохватывает, обдумывает и узревает, что не увидят ничегоособенно затейливого те, кто после нас, как не видали ничегоособенно хитрого те, кто были до нас. Нет, сорокалетний, еслиесть в нем сколько-нибудь ума, благодаря единообразию так илииначе все уже видел, что было и будет. Свойственны также душеразумной и любовь к ближнему, и правда, и стыд, и то, чтобы непредпочитать ничего себе самой, как это свойственно и закону.Ничуть, таким образом, не различаются прямой разум и прямаясправедливость. 2. Пренебрежешь песней прелестной, пляской, двоеборьем,если разделишь цельное звучание на отдельные звуки и о каждомспросишь себя: что, действительно он тебя покоряет? Ведьотвернешься же! Вот и с пляской так, во всяком ее движении илиположениях; то же и с двоеборьем. В целом: за исключениемдобродетели и того, что от нее происходит. не забывай спешить ксоставляющим, а выделив их, приходить к пренебрежению. Это жепереноси на жизнь вообще. 3. Какова душа, которая готова, когда надо будет,отрешиться от тела, то есть либо угаснуть, либо рассеяться,либо пребыть. И чтобы готовность эта шла от собственногосуждения, а не из голой воинственности, как у христиан, -- нет,обдуманно, строго, убедительно и для других, без театральности. 4. Сделал я что-нибудь для общества -- сам же и выгадал.Пусть это будет у тебя под рукой и всякий оаз является; и непрекращай никогда. 5. У тебя какое искусство? -- Быть добротным. А может лиэто хорошо произойти иначе, как по правилам учения -- тем ли,что относятся к природе целого, или же тем, что относятся ксобственно человеческому устроению? 6. Сперва вывели трагедию в напоминание о том, чтбслучается и что по природе это случается, и если в театреувлекаетесь этим, так не тяготитесь этим же самым в театрепросторнейшем. Вы же видите, что так и надо этому свершаться, ичто сносят это и те, кто вопит "О-о, Киферон!". К тому жнекоторые вещи у сочинителей этих выражены дельно -- вот,скажем, такое: "Пренебрегли детьми и мною боги -- что ж! Знать,есть и в этом смысл. . . ", или опять же: "На ход вещей намгневаться не след", или еще: "Жизнь пожинать, как в пору зрелыйзлак", и сколько еще такого. После трагедии вывели древнююкомедию, полную воспитующей смелости и прямотой речей дельнонапоминающую о том, что никому не пристало ослепление. Вотзачем Диоген это перенял. После была некая средняя комедия и,наконец, новая; перенята ли она вообще зачем-нибудь илипотихоньку соскользнула к чрезмерному подражанию -- поди узнай.Ведь известно, что и эти кое-что дельно говорят, но общая-тозадача таких произведений и драматического искусства -- какуюцель перед собой имела? 7. Каким образом ясно является уму, что нет в жизнидругого положения, столь подходящего для философствования, както, в котором ты оказался ныне. 8. Ветка, отрубленная от соседней ветки, непременно ужеотрублена и от всего растения. Точно так человек, отщепленныйот одного хотя бы человека, отпал уже от всей общности. Даветку-то хоть другой отрубает, а человек сам отделяет себя отближнего, если ненавидит и отвращается, того не ведая, чтозаодно и от всей гражданственности себя отрезал. И тут -- дарЗевеса, зиждителя общности: дано нам вновь срастись с соседом ивновь составить целое. Ну конечно, если то, что сопряжено стаким разделением, будет случаться не раз, то, зайдя далеко,произведет малосоединимое и маловосстановимое. Да и вообще неодинаковы ветка, изначально единорастущая и не изменившаяединодушию, и наново привитая после того, как была отрублена,-- что бы ни говорили садоводы. Единорастущий -- и неединомысленный! 9. Те, кто становится тебе поперек, когда ты идешь впередсообразно прямому разуму. от здравого деяния тебя не отвратят итвоей к ним благожелательности пусть не лишатся. Равно заботьсяо двояком: не о том только, чтобы суждения и деяния твои былиустойчивы, но также и о том, чтобы оставаться мягким вотношении тех, кто собирался тебе помешать или как-нибудь ещедосадить. Потому что бессильно и это, на них досадовать, точнотак же как отступиться от своего дела или поддаться смятению.Ведь оставляют боевой строй оба -- и тот, кто дрогнул, и тот,кто отчуждается от своего единоплеменника и друга по природе. 10. "Искусства выше всякое природное" -- оттого искусстваи подражают природам. А если так, то уж совершеннейшая и самаямногообъемлющая из природ не уступит, думается, хотя бы и самойискусной изобретательности. И как все искусства делают болеенизкое ради высшего, так же точно и общая природа. Вот, вот гдерождается справедливость, а из нее возникают остальные доблести-- ведь не уследить нам за справедливым, если станемнебезразличны к средним вещам или же будем легковерны,опрометчивы и переменчивы. 11. Раз уж сами не приходят к тебе вещи, за которыми тыгонишься и от которых -- также в смятении -- бежишь, а это тынекоторым образом сам к ним приходишь, то пусть хоть суд-тотвой о них успокоится -- тогда и они недвижны, и тебя нельзябудет увидеть ни гоняющимся, ни избегающим. 12. Сфера -- самоточнейший образ души, когда она нетянется ни к чему и не съеживается внутрь, не рвется сеять и несадится, а светится светом, в котором зрит истину всего и ту,что в ней. 13. Кто-то станет презирать меня? Его забота. А моязабота, как бы не случилось, что я сделал или сказал что-нибудьдостойное презрения. Кто-то возненавидит? Его забота. А я,благожелательный и преданный всякому, готов и ему показать, вчем его недосмотр -- без хулы, без намека на то, что вот-детерплю, а искренно и просто, как славный Фокион, если, конечно,не притворялся. Потому что надо, чтобы это внутри было и чтобыбоги видели человека-несетователя по душевному своему складу,такого, который не кричит, как все ужасно. Потому что если самделаешь сейчас то, к чему расположена твоя природа, и приемлешьто, что сейчас угодно всеобщей природе, какая беда тебе,человеку, поставленному, чтобы было чрез кого произойтивсеобщей пользе? 14. Презирают друг друга, угождают друг другу и, желаяпревосходить друг друга, покорствуют друг другу. 15. Сколько испорченного и показного в том, кто говорит:"Знаешь, я лучше буду с тобой попросту". Что ты, человек,делаешь? Незачем наперед говорить -- объявится тут же; должно,чтобы прямо на лице это было написано, чтобы это было прямо вголосе, чтобы прямо исходило из глаз -- так любимый сразу всеузнает во взгляде любящего. Вообще простой и добротный долженбыть вроде смердящего, так, чтобы стоящий рядом, приблизившиськ нему, хочет или не хочет, тут же это почувствовал. Астарательность -- простоте нож. Ничего нет постыднее волчьейдружбы. Этого избегай всего более. Добротный, простой,благожелательный по глазам видны -- не укроются. 16. А наилучшим образом жить -- сила эта у нас в душе,если мы безразличны к безразличному. А безразличен будет, ктовсякую вещь рассмотрит раздельно и в целом, памятуя при этом,что ни одна из них сама о себе признания в нас не производит ине приходит к нам; нет, недвижны вещи, и это мы порождаемсуждение о них и как бы записываем их в себе, хотя можно и незаписывать или, если как-нибудь вкрадутся, тут же стереть --ненадолго эта собранность, а там уж закончена будет жизнь. Чтоже непосильного, чтобы все тут обстояло хорошо? Если сообразноприроде, радуйся и пусть тебе легко будет, а если противприроды -- поищи, что тогда сообразно твоей природе, и к томуспеши, хотя бы и не было в том славы. Потому что всякомупростительно искать своего блага. 17. Откуда пришло что-либо, из каких состоит вещей и вочто превращается, и каково, превращаясь, станет, и как никакогоне потерпит зла. 18. И во-первых: каково мое соотношение с ними и что мырождены друг для друга; что я и в другом смысле рожден, чтобызащищать их, как бык или баран свое стадо. А отправляйся вот отчего: если не атомы, то управляющая целым природа, а если так,то худшее ради лучшего, а в последнем одно ради другого.Второе: каковы они за едой, на ложе и прочее; особенно же,какова принудительность, заложенная в их основоположениях, да исамое это в каком ослеплении делают! Третье: что если ониделают это правильно, то не надо негодовать. Если женеправильно, то, разумеется, невольно и по неведению. Потомучто всякая душа не по своей воле лишается как истинного, так итого, чтобы ко всему относиться по достоинству. Оттого-то им итяжко слыть несправедливыми, черствыми, корыстными, вообщепогрешающими в отношении ближних. Четвертое, что и сам ты многопогрешаешь, что и сам такой же. А если кое от каких погрешенийвоздерживаешься, то уж предрасположение, на них наводящее, утебя есть; и разве что из трусости или славы домогаясь, илиради чего-нибудь еще дурного, воздерживаешься от подобныхпогрешений ты. Пятое: что и того, погрешают ли они, ты непостиг, потому что многое делается по некоему раскладу. Ивообще многое надо узнать, прежде чем как-либо объявить, будтоты постиг чужое действие. Шестое, когда сетуешь чрезмерно, а тои страдаешь: что вся-то жизнь человека -- такая малость;недолго еще, и все протянем ноги. Седьмое: что не деяния их намдосаждают, потому что их деяния -- в их ведущем, а признаниянаши. Так что убери их, соизволь оставить суждение, как, мол,это ужасно -- и гнев прошел. Как убрать? Сообразив, что непостыдно. Потому что если не одно только постыдное -- зло, тоты обречен на множество погрешений, на то, чтоб и разбойникомстать и кем угодно. Восьмое: насколько тяжелее то, что приносятгнев и печаль из-за чего-либо, чем само то, из-за чего мыгневаемся и печалимся. Девятое: что благожелательностьнепобедима, когда неподдельна, когда без улыбчивости илицедейства. Ну что самый злостный тебе сделает, если будешьнеизменно благожелателен к нему, и раз уж так случилось,станешь тихо увещать и переучивать его мягко в то самое время,когда он собирается сделать тебе зло: Нет, милый, не на то мыродились; мне-то вреда не будет, а тебе, милый, вред. Ипоказывать ловко в общем виде, что оно вот как обстоит, что ипчелы так не делают и вообще все, кто по природе скопом живут.И чтоб ни насмешки тайной не было, ни попрека, нет --приветливо и без ожесточенья в душе. И не так, словно это вшколе, не с тем, чтобы другой, став рядом, изумился, аобращаться к нему -- смотри -- к одному, хоть бы и окружали васкакие-нибудь еще люди. Эти девять главных положений помни, какесли бы ты получил их в дар от Муз. И начни наконец бытьчеловеком, покуда жив. Надо равно остерегаться гневаться на нихили угождать им, потому что необщественно и то, и другое, ивред приносит. И пусть в гневе будет под рукой, что не в гневемужественность и что быть тихим и нестроптивым -- болеечеловечно и по-мужески; и что у такого сила, крепость имужество, а не у того, кто сетует и недоволен. Ибо сколько этоближе к нестрастию, столько же к силе. И как печаль -- услабого, так и гнев, потому что оба поранены и сдаются. А еслиугодно, возьми еще десятый дар -- от Мусагета: не понимать, чтодурные должны погрешать, -- это безумие, ибо такое невозможно.Ну а допускать, чтобы они с другими были такие, требуя, чтобынс погрешали против тебя, -- это не по-доброму и в духе тирана. 19. Постоянно остерегаться четырех разворотов ведущего и,как изловишь себя, тут же стирать, приговаривая всякий раз так:это видение не из необходимых; это нарушает общность; это не отсебя ты собираешься говорить, а нет ничего более нелепого, чемговорить не от себя. Ну а четвертое -- то, за что себя самоговыбранишь так: это у тебя от поражения и покорностибожественнейшего твоего надела перед бесчестнейшим и смертнымтелесным уделом с его тупыми наслажденьями. 20. Твое дыханье и все огненное, сколько туда подмешано,хоть и стремятся по природе вверх, однако, подчиняясьпостроению целого, удерживаются здесь, в соединении. Так и всеземляное в тебе и влажное, хоть и стремятся вниз, однакоподняты и занимают то место, которое отвела им их природа.Таким образом, и стихии слушаются целого, и куда их поставили,там они вынуждены стоять, пока не будет дан знак оттуда, чтопора им врассыпную. Что ж, не страшно ли это, чтобы разумнаятвоя часть была единственным, что не подчиняется, сетуя на своеместо? А ведь ей-то насильно ничего не приказывают -- толькото, что по ее природе. И она не выдерживает и даже затеваетмятеж, ибо движение к несправедливости, разнузданности, гневу,печали, страхам -- не что иное, как отступничество от природы.И когда ведущее негодует хоть на что-нибудь из происходящего, итогда оно оставляет свое место, потому что ведущее устроеноради равенства и богопочитания не меньше, чем радисправедливости. Ведь и они -- виды благообщности, и, пожалуй,старшие из правых деяний. 21. У кого нет в жизни всегда одной и той же цели, тот исам не может во всю жизнь быть одним и тем же. Сказанного недостаточно, если не добавишь и то, какова должна быть эта цель.Ибо как сходно признание не всего того, что там представляетсяблагами большинству, а только вот таких, именно общих, благ,так и цель надо поставить себе именно общественную игражданскую. Потому что, кто направит все свои устремления кней, у того и все его деяния станут сходны, и оттого сам онвсегда будет тот же. 22. Мышь с гор и домовая, и как первая убегает в страхе. 23. Сократ и основоположения толпы называл чудищами,детскими ужасами. 24. Лакедемоняне чужестранцам, пришедшим на торжество,ставили сиденья в тени, а сами садились как придется. 25. Сократ так сказал Пердикке, почему не идет к нему:чтобы не погибнуть наихудшей погибелью, а именно бытьоблагодетельствованным без возможности благодетельствовать вответ. 26. В Эфесских записях содержалось наставление непременнохранить память об одном из древних, державшихся добродетели. 27. У Пифагорейцев -- на рассвете глядеть на небо, чтобынапомнить себе о тех, кто всегда делает все то же свое дело всетем же образом, а еще о порядке, о чистоте, о наготе. Звезды неприкрываются. 28. Как Сократ подвязал овчинку, когда жена его Ксантиппаушла, захватив его накидку. И что Сократ сказал друзьям,смутившимся и отпрянувшим от него, когда они увидели его втаком одеянии. 29. В письме и чтении не станешь властвовать прежде, чемпобудешь подвластным. В жизни тем более так. 30. Рабом родился, вот и бессловесен ты. 31. Во мне же смеялось Милое сердце. 32. Тяжкие бросят слова, разя самое добродетель. 33. Безумен, кто ищет смокву зимой. Кто ищет свое дитя,когда больше не дано, таков же. 34. Ребенка ли своего ласкаешь, надо, говорил Эпиктет,произносить про себя: Умрет, может быть, завтра. -- Так ведьдурной знак! А он: Ничуть не дурной, раз обозначает одно из делприроды. Или когда злак пожинают, тоже знак дурной? 35. Виноградная завязь, гроздь, изюмины -- всепревращения, и не в небытие, а в не-ныне-бытие. 36. Вольную волю не приневолит никто. Так Эпиктет. 37. Он говорил, что нашел искусство соглашаться иприменительно к устремлениям сберегать осмотрительность, чтобынебезоговорочно, чтобы общественно, чтобы по достоинству; отжеланий совсем воздерживаться, а к уклонению не прибегать ни вчем из того, что не от нас зависит. 38. Так ведь не за что-то там боремся -- говаривал он -- аза то, сходить с ума или нет. 39. Сократ говорил: Хотите ли, чтобы в вас была душаразумных или неразумных? -- Разумных. А каких разумных,здоровых или негодных? -- Здоровых. Что же вы этого не ищете?-- Обладаем. -- Откуда же тогда ваш раздор и небезразличие?