Короче говоря, по ожидаемым последствиям люди судят о поступках, оценивают их. Отсюда Сократ делает вывод: если правильным поступ­ком считать тот, в котором добро перевешивает зло, и если человек знает, что является лучшим, то «смешно утверждение, будто нередко чело­век, зная, что зло есть зло, и имея возможность его не совершать, все-таки совершает его, влеко­мый и сбитый с толку удовольствиями, и будто он, ведая благо, не хочет творить его, переси­ленный мимолетными удовольствиями». Сократ не допускает, чтобы человек, ведая добро (благо), не стал бы творить его в угоду сомнительным удовольствиям. Он ис­ключает возможность ситуации, когда человек, зная, что кратковременное и поверхностное удо­вольствие, доставляемое поступком в данный момент, сопряжено с длительным и глубоким страданием в будущем, стал бы обрекать себя на большее страдание из-за меньшего удоволь­ствия. Ведь надо иметь в виду, говорит Сократ, что удовольствия и страдания сравниваются и оцениваются по большей или меньшей их вели­чине: « .они бывают больше или меньше друг друга, обильнее или скуднее, сильнее или сла­бее».

Настаивая на том, что никакое иное различие между удовольствиями и страданиями невоз­можно, кроме их количественного различия, он понимает, что ему могут возразить: «Однако, Сократ, большая разница между приятным сей­час и тем, что в будущем будет то ли приятным, то ли тягостным». На вопрос вообра­жаемого оппонента Сократ отвечает: «Ты как человек, умеющий хорошо взвешивать, сложи все приятное и сложи все тягостное, как ближайшее, так и отдаленное, и, положив на весы, скажи, чего больше?». Рассуж­дение Сократа сводится к тому, что при ука­занном сравнении и взвешивании никто не выберет меньшее (и менее достойное) удо­вольствие вместо большего (и более достойного).

Следует вместе с тем отметить, что Сократ, уделяя главное внимание количеству удоволь­ствия и страдания, отодвигает на задний план мгновенное или растянутое во времени наслаж­дение (удовольствие). Поэтому он идет дальше, обращаясь к «метрическому искусству», к ис­кусству измерять, и развивает идею о том, что использование знаний в области этого искусства или науки обеспечит правильный выбор поступ­ка. «Раз у нас выходит, — заявляет Сократ, — что благополучие нашей жизни зависит от пра­вильного выбора между удовольствием и стра­данием, между обильным и незначительным, большим и меньшим, далеким и близким, то не выступает ли тут на первое место измерение, поскольку оно рассматривает, что больше, что меньше, а что между собою равно?». Получив положительный ответ, Со­крат продолжает: «А раз здесь есть измерение, то неизбежно будет также искусство и знание.

В сущности аргументация Сократа при всей ее сложности строится на простом и ясном со­ображении о том, что, прежде чем на что-то решиться и что-то предпринять, сначала надо подумать и выбрать. По мысли Сократа, никто не станет оспаривать того, что вопрос о благополучии есть вопрос «правильно­го» выбора поступка. Правильный же выбор определяется знанием. Следовательно, благопо­лучие определяется знанием.

Свою внушающую силу аргументация черпает из понятия «выбор». Использование этого понятия следует считать большим достижением древнего философа. В са­мом деле, если добро и зло являются основными этическими понятиями и если в соответствии с этим центральным вопросом морали и нравст­венности встает вопрос о выборе (добра и зла), то роль знания в поведении, на что впервые обратил внимание Сократ, приобретает перво­степенное значение. Сократ был убежден, что в поведении человека «нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольст­вия, и все прочее». На этом основании он полагал, что «те, кто оши­бается в выборе между удовольствием и страда­нием, то есть между благом и злом, ошибаются по недостатку знания», точнее, по недостатку «знания измерительного искусства». Видя источник ошибочного действия в отсутствии знания, он, естественно, приходил к выводу, что «уступка удовольствию» т.е. про­явление слабоволия, есть не что иное, как «ве­личайшее неведение». Итак, следуя Сократу, можно заключить, что дурные поступки совершаются по невежеству, а хоро­шие — по знанию; что добродетель есть знание, а порочность — невежество.

Учитывая, что собеседники Сократа в диалоге «Протагор» во всем с ним согласились, он, ка­залось бы, мог закончить свой анализ на этом выводе. Однако этого не произошло, ибо Сократ отдавал себе отчет в том, что существует про­пасть между мыслью и действием, знанием и поступком. Поэтому, идя дальше, он указывал, что в анализе рассматриваемой проблемы было кое-что существенное упущено, а именно «при­рода» человека. По его словам, «никто не стре­мится добровольно к злу или к тому, что он считает злом», ибо «не в природе человека по собственной воле желать вместо блага то, что считаешь злом». Человеческая природа такова, что все люди хотят быть счаст­ливыми и нет че­ловека, который желал бы себе несчастья.

Согласно же Сократу, желание себезла про­тивоестественно, ибо оно противоречит природе человека. Сократ стремился доказать, что в нравственном поведении вместе со знанием того, что есть добро (счастье), неизменно следует и желание творить добро. Философ был убежден в существовании соответствия между знанием и желанием, точнее, для него знание добра заклю­чало в себе и волю к добру, выбор добра. Ука­занное обстоятельство свидетельствует о мно­гом: о том, что Сократ не игнорировал желание, хотение и волю; что его этическое учение не бы­ло столь рационалистическим, как обычно это принято считать.

В связи с этим становится более ясным и смысловое значение термина «знание», употреб­ляемого Сократом. Уже отмечалось, что, говоря о знании, он имел в виду не знание вообще, а этическое знание. Для него этическое знание было не просто теорией, теоретическим пости­жением добра и зла, но и нравственно-волевым желанием творить добро и избегать зла. Выдви­гая своеобразную концепцию этического знания, он приходил к выводу о том, что во всех добро­вольных действиях знание добра является не­обходимым и достаточным условием для творения добра. Наряду с этим он предполагал, что подлинное этическое знание способно преодолеть пропасть, разделяющую мысль и действие, в состоянии стереть грань между сущим и долж­ным. Возникает вопрос: кто же был прав — Сократ, считавший добродетель знанием, или же общественное мнение его времени, утверждавшее, что независимо от того, какими знаниями обладает человек, его жела­ния, стремления и наклонности могут заставить его поступать вопреки знаниям? Находится ли мера добродетельности в прямой зависимости от степени знания?

V. «Никто не делает зла по своей воле»

…«Я по крайней мере думаю: никто из мудрых людей не считает, что какой-нибудь человек может охотно заблуждаться или охотно творить постыдные и злые дела; они хо­рошо знают, что все, делающие постыдное и злое, делают это невольно» - говорил Сократ.

Обходя некторые различия, Сократ показывает, что никто не желает себе зла и никто намеренно не стремится ко злу, поскольку такое желание или стремление есть верное средство стать не­счастным. Стать же несчастным никто не хочет. Поэтому надо предположить, что «те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом». Проще говоря, каждый человек, субъективно стремясь к добру (благу), может принять за добро то, что объективно является злом.