На одном из колышков, скажем, на пятом по счёту от муравейника, по­местили лакомство. Муравей-разведчик, наткнувшись на доску, начинает об­следовать колышки, поочерёдно взбираясь на них. Дойдя до пятого и обна­ружив пищу, он спускается и по доске устремляется в муравейник. Спустя время из него выбегают муравьи-грузчики и уверенно-деловито направляются сразу к пятому колышку, минуя первые четыре.

Не совсем ясно, как именно "разведчик" передал информацию о место­нахождении лакомства своим коллегам, но возникает предположение, что здесь замешан счёт. Следует возражение, что "грузчики" бегут по обратным следам "разведчика", или ориентируются на запах пищи, и счёт здесь ни при чём. Чтобы проверить это, исследователи в то время, когда "разведчик" скры­вается в муравейнике, выдёргивают первый колышек. И что же? "Грузчики" бегут к шестому колышку, который теперь стал пятым, и, естественно, не на­ходят пищи. Можно представить себе их разочарование.

Чтобы снять все сомнения, в очередном эксперименте в момент, когда "разведчик" скрывается в муравейнике, вообще заменяют доску новой доской с колышками, но уже без всякого лакомства. Таким образом, следы и запахи теперь полностью отсутствуют. Однако "грузчики" по-прежнему бегут прямо к пятому колышку.

Когда в эксперименте лакомство располагали на 7, 8, 9 и т.д. колышках, вплоть до двенадцатого, "грузчики" действовали весьма уверенно; но стоило только поместить пищу на тринадцатый колышек или дальше, они оказывались неспособными найти её.

Сознание и интеллект

Сознание — это способность мышления анализировать само себя. Умением думать о том, как именно он думает, обладает лишь человек. По крайней мере, другие случаи науке не известны. И это умение рождает понятие "Я", то есть осозна­ние собственного существования, которое лежит в основе всех остальных че­ловеческих, качеств.

Сознание не дано от рождения, а вырабатывается у ребёнка при обще­нии с окружающими людьми через воспитание и обучение. Вне этого обще­ния сознание не возникает. Случаи, когда младенцы волею обстоятельств на­долго попадают в стаю обезьян или волков и в силу этого навсегда утрачива­ют возможность стать людьми в строгом смысле этого слова, лишний раз подтверждают сказанное. Следовательно, сознание — не природный, не био­логический, а социальный, общественно-исторический продукт.

Наличие сознания у человека (и только у человека!) оказывает сильное влияние на его мышление, то есть на сам процесс реализации логических опе­раций, на уровень их сложности и эффективности. Мышление, которое осознаёт себя, становится способным к целенаправленному развитию и со­вершенствованию, становится тем, что мы называем интеллектом человека. Можно сказать, что интеллект человека — это его мышление, облагорожен­ное сознанием. В таком случае интеллект содержит в себе две составляющие; природную, данную, как говорится, от Бога, и приобретённую через приоб­щение индивида к цивилизационной культуре.

Существует и более строгое определение интеллекта: это понятие, вы­ражающее способность человека быстро принимать правильные решения в условиях дефицита или избытка информации. В нём выделяются три ключе­вых аспекта: быстрота мышления; его правильность по отношению к цели; умение действовать (анализировать) в некомфортных ситуациях, когда избы­ток информации или её недостаток одинаково затрудняют поиск верного ре­шения или его вариантов. Чем быстрее протекает мыслительный процесс, чем меньше ошибок при этом совершается, и чем меньшей помехой при этом ока­зывается дефицит или избыток информации, тем выше уровень интеллекта человека.

Сознание и язык

Сознание неразрывно связано с речью — второй сигнальной системой (первой являются ощущения). Понятие "язык" шире понятия "речь". Язык — это любой способ передачи ин­формации, тогда как речь — передача информации с помощью слов. Есть язык звуков, жестов, мимики, рисунков и т.п.; и есть язык слов — речь — высшая форма языка.

Язык животных выполняет лишь сигнальную функцию, он не способен обозначать вещи и явления. Например, вожак гусиной стаи, заводя лисицу или ястреба, тут же подаёт сигнал опасности, но именно сигнал, а не знак; его крик одинаков при любой угрозе, он не обозначает характера опасности: гро­зит она с земли или с воздуха, и что именно угрожает. Стая гусей в этот мо­мент прерывает своё занятие и поступает так, как поступает вожак — взлета­ет, если поднимается в воздух он, или устремляется в кустарник, если туда прячется вожак.

Речь, как язык сознания, как материальная оболочка мысли, не только сигнализирует, но и обозначает, то есть выполняет знаковую функцию. Кро­ме того, слово, выполняет функцию обобщения, без чего невозможно абст­рактное мышление. У животных, даже высших, эта функция практически не развита. Вот описание хрестоматийного опыта. Шимпанзе была обучена заливать огонь водой из банки, чтобы достать банан из ящика (огонь мешал это сделать). Когда ящик с бананом и огонь расположили на плоту, а банку с во­дой оставили на берегу, то шимпанзе побежала по мосткам за банкой с водой, хотя вокруг было полно воды и имелась пустая банка.

Что мешает обезьяне зачерпнуть воды из озера? Низкий уровень обоб­щения: для шимпанзе вода в банке и вода в озере — не одно и то же. У неё нет понятия "вода вообще". Известно, что у отсталых народов севера снег, лежащий на земле, имеет одно название; снег на дереве — другое; падающий снег — третье, и т.д. Их сознание ещё не столь развито, чтобы подняться до обобщающего понятия "снег вообще". Именно поэтому отсталые народы не имеют философских систем, так как для их создания необходим высокий уро­вень абстрактного мышления и соответствующей ему лексики.

Парадокс Лейбница

Во второй половине XIX в. в европейском научном мире происходили довольно азартные дискуссии о природе мышления, отголоски которых звучат и по сей день. В них участвовали не только философы, но и естествоиспытатели, преимуществен­но — физиологи. Спор шёл вокруг вопроса: материальна мысль как таковая, или нематериальна (идеальна)?

Одни учёные считали, что мысль — это особого рода вещество, выде­ляемое мозгом во время его работы (в наше время высказываются предположения, что материальность мысли имеет не вещественную, а полевую осно­ву). Другие же возражали, полагая, что хотя мысль и связана с материальны­ми процессами в мозге (физическими, химическими), но не более того; сама же мысль идеальна, то есть не обладает ни одним из свойств, присущих веще­ству или физическому полю.

Справедливости ради нужно сказать, что начало этой дискуссии поло­жил ещё раньше немецкий философ и математик Лейбниц. Он сформулиро­вал парадокс, суть которого, если говорить современным языком, можно вы­разить следующим образом.

Представим себе, что человеческий мозг увеличился до размеров крупного промышленного предприятия. И мы можем, проходя по его "цехам", на­блюдать работу оборудования и весь ход производства. При этом, однако, мы не смогли бы понять из наших наблюдений, какого рода продукция произво­дится на этом заводе. Гудят станки, движутся конвейеры, мелькают детали и узлы, но неясно, каков же конечный продукт. Будучи заинтригованными, мы просим показать нам склад готовой продукции, на что получаем потрясаю­щий ответ, что такового на заводе вообще нет. Таким образом, парадокс за­ключается в том, что мозг похож на завод, где всё крутится и вертится, одна­ко продукцией этого удивительного завода является не нечто осязаемое, а . само это кручение и верчение.