Иные перспективы открыло перед ним правление Якова I Стюарта. В день коронации короля Бэкона жалуют званием рыцаря. В следующем году он назначается штатным королевским адвокатом, в 1607 году получает пост генерал - солиситора, а ещё через пять лет – должность генерал - атторнея – высшего юрист - консульта короны. Эти же годы ознаменовались и подъёмом его философско-литературного творчества. В 1605 году Бэкон публикует трактат «О значении и успехе знания, божественного и человеческого», в котором обосновывал великую роль наук для жизни людей и набрасывал идею их классификации. Параллельно шло обдумывание и других разделов «Великого Восстановления Наук». В ряде так и незаконченных, а то и едва начатых работ, над которыми он трудился в течение 1603-1612 годов, мы находим много идей и положений, получивших впоследствии развитие в «Новом Органоне». В 1609 году вышел его сборник оригинальных толкований античных мифов «О мудрости древних». В 1612 году он подготавливает второе, значительно расширенное издание «Опытов и наставлений». По-видимому, в то же время им были закончены «Описание интеллектуального мира» и «Теория неба».

Бэкон по-прежнему активно участвует в работах суда и парламента. Он трудится над упорядочиванием и собранием в единый свод законов Англии и вместе с тем, используя своё служебное положение, не раз побуждает судей применять законы в выгодном для короны смысле.

Впоследствии, став лордом - канцлером, Бэкон будет всячески усиливать значение административного канцлерского суда, так называемого «суда справедливости» - одной из опор неограниченной монархической власти, в противовес базирующимся на английском национальном законодательстве «судам общего права».

В 1616 году он назначается членом Тайного совета, на следующий год – хранителем большой печати, а в 1618 году становится лордом - верховным канцлером и пэром Англии. Король явно благоволит к Бэкону, фамильярно называя его «своим добрым правителем», и, уезжая в Шотландию, поручает ему на время своего отсутствия управление государством.

В начале 1621 года, остро нуждаясь в субсидиях, Яков I вновь созывает парламент. Парламент привлёк к судебной ответственности наиболее ненавистных предпринимателей – монополистов и повёл расследование дальше. Комитет нижней палаты, ревизовавший дела государственной канцелярии, предъявил обвинение во взяточничестве лорду - канцлеру. Лорды поддержали обвинение против Бэкона, и он предстал перед судом. Он сознался в продажности и отказался от защиты. Приговор пэров был суров, но они знали, что он будет смягчён королём, и могли проявить всю свою принципиальность. Бэкона приговорили к уплате 40 тысяч фунтов штрафа, заключению в Тауэр, лишению права занимать какие-либо государственные должности, заседать в парламенте и быть при дворе. Через два дня он был освобождён из заключения, а вскоре освобождён и от штрафа. Позже он добился и полного помилования – ему было разрешено являться ко двору, и в следующем парламенте он уже мог занять своё место в палате лордов. Но его карьера государственного деятеля кончилась. «… Возвышение требует порой унижения, а честь достаётся бесчестьем. На высоком месте нелегко устоять, но нет и пути назад, кроме падения или по крайней мере заката, а это – печальное зрелище», - писал Бэкон в одном из своих эссе – «О высокой должности».

В 1620 году Бэкон опубликовал свой знаменитый «Новый Органон», содержащий его учение о методе и теории индукции, по замыслу вторую часть так и незавершённого генерального труда своей жизни «Великого Восстановления Наук». Теперь он весь отдаётся творчеству. Он работает над кодификацией английских законов и над историей Англии при Тюдорах; готовит третье английское и латинское издания «Опытов или наставлений» и цикл работ по «Естественной и экспериментальной истории»; печатает свой самый объёмистый и систематический труд «О достоинстве и приумножении наук» (1623 г.) – первую часть «Великого Восстановления Наук» и сборник «Изречения, новые и старые» (1625 г.). в эти же годы он работал, так и не успев их окончить, над трактатами «О началах и истоках в соответствии с мифами о Купидоне и о небе, или о философии Парменида и Телезио и особенно Демокрита в связи с мифом о Купидоне» и окончательным вариантом «Новой Атлантиды».

Его поместье Горхамбури заложено, а быт в Грейс – Инне, где он теперь живёт, скромен и прост по сравнению с роскошной обстановкой Йорк – Хауза времён его канцлерства, и Бэкону трудно с этим примириться. Он чувствует стеснение в средствах, так как привык жить на широкую ногу.

Последнее время он много болеет. Однажды холодной весной 1626 года Бэкон решает проделать опыт с замораживанием курицы, чтобы убедиться, насколько снег может предохранить мясо от порчи. Собственноручно набивая птицу снегом, он простудился и, пролежав около недели, умер в доме графа Аронделя в Гайгете 9 апреля 1626 года. В своём предсмертном письме он не упустил блеснуть броским сравнением: «Мне грозит участь Плиния, приблизившегося к Везувию, чтобы лучше наблюдать извержение», сообщая, что опыт с замораживанием «удался очень хорошо».

ВЕЛИКИЙ ЗАМЫСЕЛ

До нас дошло только название этого произведения, по-видимому, написанного Бэконом ещё в годы пребывания в корпорации Грейс – Инн. Но, кажется, именно в нём, многозначительно названном «Величайшее порождение времени», он впервые сформулировал свою идею универсальной реформы человеческого знания на базе утверждения опытного метода исследований и открытий. Ссылка на время не была простым риторическим оборотом. Бэкон и впоследствии считал замысел «Великого Восстановления Наук» - Instaurationis Magnae Scientiarum – скорее порождением времени, чем своего ума. Его план он опубликовал в 1620 году вместе с «Новым Органоном». Это был грандиозный замысел. Сегодны было бы слишком неблагодарно по отношению к Фрэнсису Бэкону скрупулёзно обсуждать и оценивать все его многочисленные соображения о тех или иных научных проблемах, все его предложения поставить такие-то эксперименты и осуществить такие-то изобретения. Некоторые из них представляются нам наивными и несостоятельными, за ними чувствуется и дилетантизм, и скороспелость выводов. Некоторые порождены архаичными, уже канувшими в Лету естественнонаучными и философскими представлениями. Он, например, считал нужным опровержение теории Коперника и не принимал открытия Кеплера. И вместе с тем, то тут, то там, вдруг блеснут прозрения такой глубины, как будто они выхвачены лучом его жадной фантазии не из хаоса ещё полусредневековой науки, а из непосредственного или даже отдалённого её будущего. И, не говоря уже о том, что его трактат содержит много глубоких и здравых соображений, он пронизан самой живой заинтересованностью в успехах развития знания. Природа, человек, общество, история, политика, мораль, психология, поэзия – всё интересует его, во всём он хочет обнаружить нечто поучительное, важное и полезное. И мы не можем не отдать должное его поистине энциклопедическому труду, оказавшему влияние на целую эпоху философского и научного развития, труду, на который ссылался ещё Д' Аламбер, приводя его подробную схему в своей вступительной статье к знаменитой французской «Энциклопедии, или Толковому словарю наук, искусств и ремёсел».