Этой поездке Юнга в США предшествовала другая, вместе с Фрейдом в сентябре 1909 г., когда оба они стали доктора­ми honoris causa и были необычайно тепло приняты американцами. С этого начинается и история психоанализа в США, огромная его популяр­ность в стране, которую Фрейд называл «большой ошибкой». Следует от­метить юнгианство всегда находило больше всего учеников и последователей в англоговорящих странах.

Каковы теоретические итоги этого первого периода научной деятельнос­ти Юнга? Можно считать этот период временем формирования, созревания его собственного учения. Уже в диссертации он связывает помраченные состояния сознания у медиумов с бессознательно протекающими процесса­ми. Не «духи», а бессознательно оформившиеся другие «Я», вытеснившие «Я» медиума (или пророка, основателя секты, поэта, вероучителя), гово­рят из темных глубин. Малообразованная девушка-медиум сама бы не придумала систему мироздания, которую изложил один из «духов», — систему, которая многими чертами напоминала представления о мире гностиков — валентиниан. Чуть позже один из пациентов Бургхёльцли в галлюцинации наблюдал малопонятные образы. Они не были ясны и са­мому Юнгу, пока через какое-то время не был открыт и переведен один древний текст, где тот же фаллический образ употребляется при характеристике Митры. Ясно, что работавший мелким клерком пациент представ­ления не имел о митраизме, да и текст был открыт несколько лет спустя. Юнг постепенно подходит к центральному пункту своего учения, которое позже он назовет учением об архетипах коллективного бессознательного: за порогом сознания лежат вечные праформы, проявляющиеся в разные времена в самых различных культурах. Они как бы хранятся в бессозна­тельном и передаются по наследству от поколения к поколению. Бессозна­тельные процессы автономны, они выходят на поверхность в трансах, ви­дениях, в образах, создаваемых поэтами и художниками. Именно Юнг ввел в психоанализ метод проведения параллелей между сновидениями, фантазиями и религиозно-мифологическими символами (эту его заслугу Фрейд признавал и после разрыва отношениий между ними).

Понятие «комплекс» было также введено в психоанализ Юнгом по хо­ду работы над словесно-ассоциативным тестом. Он послужил отправной точкой для целого ряда проективных тестов и даже созданного впослед­ствии «детектора лжи». Тест содержал обычно сотни слов. Испытуемый должен был тотчас реагировать на каждое из них первым пришедшим ему на ум словом. Время реакции замечалось секундомером. Затем операция повторялась, а испытуемый должен был воспроизводить свои прежние от­веты. Часто время подбора слова-реакции удлинялось, испытуемые отвеча­ли не одним словом, а целой тирадой, ошибались при воспроизведении своего ответа, заикались, замолкали, полностью уходя в себя При этом они не ощущали, например, того, что ответ на одно слово-стимул занимал у них в несколько раз больше времени, чем на другое.

Юнг полагал, что такого рода ошибки связаны с тем, что слово-стимул задевало тот или иной «комплекс» — пучок ассоциаций, окрашенный од­ним эмоциональным тоном. Эти неосознаваемые аффектные состояния, за­ряженные психической энергией, обладали каким-то ядром — им могло быть и вытесненное в бессознательное представление; но они могли обра­зовывать и «маленькую собственную личность», свое автономное Ego. Ес­ли «затронуть» этот комплекс (напомнить словом о вытесненном), то по­являются следы легкого эмоционального расстройства вплоть до регистрируемых физиологических реакций. Так, реакция одного из испытуемых на слова «нож», «порт» и ряд других была настолько заметной, что Юнг с уверенностью сказал испытуемому после сеанса, что тот кого-то убил в порту. Изумленный таким всезнанием психолога, тот рассказал, что был матросом и действительно в драке в одном из портовых кабаков убил но­жом человека, но вот уже несколько лет живет добропорядочным бюрге­ром и не вспоминает о прежней матросской жизни. Подавленные воспоми­нания, однако, продолжали жить в бессознательном. Первоначально Юнг полагал, что этот тест может совершить настоящий переворот в кримина­листике, но впоследствии признавал, что применение его имеет свои гра­ницы - «комплекс» может не иметь ничего общего с действительными со­бытиями, но возникнуть в связи с бессознательными фантазиями, подав­ленными стремлениями, установками. Для разработки теории Юнга этот тест имел то значение, что при проведении эксперимента выявлялись фрагментарные «личности», которые у нормального человека находятся в тени его сознательного «Я», но у шизофреника с выраженной диссоциаци­ей личности эти Ego выходят на первый план. И появление «духов» в со­знании медиума, и распад личности шизофреника, и «одержимость беса­ми» получают свое объяснение — весь легион этих «бесов» уже имеется в нашей душе, а наше сознательное «Я» является лишь одним из элементов психики, у которой есть более глубокие и древние слои. Впоследствии Юнг стал относить комплексы к личному бессознательному, тогда как ха­рактеристики особых «личностей» сохранились за архетипами коллектив­ного бессознательного.

Ни одна новая теория не возникает на пустом месте, из ничего — у Юнга было много предшественников, в 1910-1912 гг. он находит время для чтения огромной литературы по мифологии, этнографии, религиоведе-нию, астрологии и прочим «тайным наукам». Книга «Трансформации и символы либидо» была первой попыткой синтеза, еще весьма несовершен­ной, но в ней уже очевидно присутствуют далекие от фрейдовских идеи. Фрейд в это время работал над «Тотемом и табу», одной из важнейших для психоанализа книг. Для обоих онтогенез повторяет филогенез, оба проводят параллели между мифами, сновидениями, детским и первобыт­ным мышлением. Однако если Фрейд и другие психоаналитики, писавшие в то время о мифах (Ранк, Абрахам), склонны были сводить мифы к ин­дивидуальным детским фантазиям, к «принципу удовольствия», то Юнг считает мифологию выражением универсально-человеческого, коллектив­ного бессознательного. Отличие от фрейдизма связано как со значительно меньшим интересом к детской психологии, так и с несравнимо более высокой оценкой фантазии. То, что для Фрейда было иллюзией, для Юнга оказывается родом интуиции. Помимо логического мышления, ориентиро­ванного на приспособление к внешнему миру, имеется иной тип — обра­щенное вовнутрь «интровертированное мышление».

Учение о двух типах мышления многими чертами напоминает модные в то время теории «философии жизни» (Юнг прямо ссылается на Бергсона, писавшего об интеллекте и интуиции). Влияние на Юнга немецкого ро­мантизма и «философии жизни», витализма в биологии не вызывает сом­нений. Шопенгауэра и Ницше он читал еще студентом, многотомное ис­следование романтика начала XIX в. фон Шуберта он изучал в 1910-1911 гг. Но очевидны их отличия, связанныё с психологическим подходом Юнга. Так, он часто ссылается на Леви-Брюля, писавшего о первобытном мышлении как мире «коллективных представлений и «мистического соучастия». Но у Леви-Брюля подход определяется скорее социологизмом дюркгеймовской шко­лы, тогда как у Юнга мифологическое первобытное мышление принадле­жит не только давнему прошлому — это биопсихологическая константа, важнейшее измерение человеческого бытия. Человек первобытного племе­ни лишь в незначительной мере отрывается от «матери-природы», у него еще нет субъект-объектной пропасти, созданной развитым сознанием. По­мимо приспособления к внешнему миру, необходимо сохранять гармонию с внутренним, с унаследованными бессознательными детерминантами по­ведения и мышления. Дикарь сохраняет гармонию с помощью мифов, ма­гии, ритуалов: он еще не знает дифференциации внешнего и внутреннего, физического и психического, субъекта и объекта. Отрыв сознания от бес­сознательного в мифологии часто описывается как «грехопадение», но столь же часто в мифах содержится и другая оценка — мифы о героях, поражающих хтонические чудовища, также говорят об этом разрыве с ма­теринской почвой. Даже в Библии в связи с грехопадением говорится «станете как боги» («знание добра и зла»). В первобытном обществе ми­фы и ритуалы, инициации помогали индивиду в приспособлении к внут­реннему миру. Современное человечество, сделавшее ставку на покорение внешнего мира силами разума, оказалось в опасном отрыве от жизненной . почвы. Для логического мышления характерна направленность на внеш­нюю реальность. Такое мышление протекает в суждениях, оно словесно, требует усилия воли, оно утомляет. Требуются образование, воспитание такой направленности — логическое мышление есть инструмент и порождение культуры. Связанные с ним наука, техника, индустрия суть орудия контроля над реальностью. В традиционных обществах логическое мыш­ление было развито значительно слабее, там еще отсутствовала потреб­ность в усиленной «тренировке» интеллекта. Юнг высказывает гипотезу, что средневековая схоластика была такого рода тренировкой для европей­ской науки нового времени. В отличие от античной философии, понятия которой еще не оторвались от классических образов мифологии, схоласти­ка была чисто понятийной игрой, подготавливая тем самым современную науку. Логическое мышление экстравертивно, т.е. поток психической энергии направлен преимущественно вовне, к внешнему миру. Западная цивилизация является предельным случаем экстравертивности: знание в ней однозначно связывается с силой, властью над природой, могуществом, рациональным контролем.