Несмотря на установленное профсоюзами правило, согласно которому предприятия обязывались брать на работу определенное число молодых людей, последние составляли только 20% общего числа нанятых. Кроме того, этой плохо обученной рабочей молодежи пришлось выдерживать конкуренцию деревенских рабочих, согласных на меньшую зарплату. Безработица вес больше утяжеляла социальный и моральный климат города Каждый четвертый взрослый был безработным.

Перед молодежью на долгое время встала проблема ее реальных перспектив и социального продвижения. Несмотря на борьбу с неграмотностью, которая охватила более 5 млн. человек, 40% деревенских детей от 8 до 12 лет оказались вне школы. Росло новое поколение неграмотных (400 тыс. в год). Ассигнования на культуру были мизерными: реальная зарплата преподавателей была вдвое меньше, чем до революции. На XV съезде партии нарком просвещения Луначарский говорил, что советская власть выделяет школам средств меньше, чем царское правительство. Возможность продвинуться по службе, получить образование по-прежнему была очень мала и в городе, несмотря на рабочие университеты (рабфаки) - 50 тыс. мест и фабрично-заводские училища (ФЗУ) - 90 тыс. мест. В институтах (120 тыс. студентов) четверть мест выделялось для «рекомендованных») от партии или профсоюзов. Сложившееся положение не могло погасить растущее недовольство городской молодежи, разочаровавшейся в нэпе.

Чувство неудовлетворенности особенно выражалось через «распущенность» в личной жизни: законодательно проводилась линия на разрушение семейного уклада (разрешение абортов, брак «de facto» был приравнен к законному браку, развод стал возможен по устной просьбе одного из супругов, без решения суда). Начиная с 1921 г. в Москве и Ленинграде средняя продолжительность браков не превышала восьми месяцев, число разводов в период с 1922 по 1928 г. возросло в шесть раз. На одно рождение ребенка приходилось три официально зарегистрированных аборта. В 20-е годы количество дел об установлении отцовства и выплате алиментов увеличилось одновременно с количеством разводов и достигли в 1 929 г. 200 тыс.

Еще одним свидетельством болезни общества стала коррупция, порожденная существованием целого слоя посредников, мелких спекулянтов и частных торговцев (описанных Ильфом и Петровым), заключающих сделки с продажными чиновниками. В обществе существовали две иерархии и два пути для карьеры: один (уже отмирающий) основывался на богатстве (в общем, весьма относительном) - путь нэпманов, предпринимателей и торговцев, другой (на взлете) определялся местом в государственном или партийном аппарате. В обществе, где экономический рост не обеспечивал занятости населения, огромный бюрократический аппарат - более 3,5 млн. государственных служащих, -бездеятельный, коррумпированный и малоквалифицированный (в1928 г. на всю страну насчитывалось только 233 тыс. специалистов с высшим образованием и 228 тыс. с законченным средним специальным), привлекал к себе всех, кто мечтал о малоутомительной работе или о частичке власти. Существование паразитической бюрократии, культурный застой, коррупция, «распущенность», невозможность продвинуться по службе, безработица угрожали советской власти. В стране, .отсталой почти во всех отраслях народного хозяйства, общество, о котором мечтали большевики, приобретало вид социума, где заправляли тунеядцы, паразиты, спекулянты и продажные чиновники. Ежедневно увеличивалась пропасть между идеей и несбывшейся реальностью. Общее «разгильдяйство» и «социальная деградация» при снисходительном потворстве властей привели к тому, что в конце 20-х годов подавляющее большинство коммунистов высказалось за необходимость «большого скачка» вперед, который означал бы, как во времена «военного коммунизма», возврат к источникам и чистоте революционного учения, «извращенного» новой экономической политикой.

Проблемы, вызванные различными трудностями, и все более явный провал идеи «союза рабочих и крестьян» вызывали оживленные внутрипартийные споры на всем протяжении 20-х годов. Столкнулись два направления: «левое», наиболее последовательно отстаиваемое Троцким, Преображенским и Пятаковым, проводившим эту линию через ВСНХ, и «правое», главным теоретиком которого был Бухарин, а проводником этих идей в ВСНХ - Дзержинский. Еще на XII съезде партии в 1923 г. Троцкий настаивал на установлении «диктатуры промышленности». «Ножницы» между высокими ценами на промышленные товары и низкими закупочными сельскохозяйственными ценами сразу выявили неспособность промышленности производить дешевые товары. Одной из главных задач стало снижение себестоимости и увеличение производительности труда. Троцкий полагал, что эти задачи могут быть решены только особыми усилиями пролетариата, поскольку он управляет командными рычагами государства и должен быть готов к тому, чтобы оказать кредит своему государству, если это государство в данный момент не может выплачивать ему полную зарплату. В последующие годы он часто возвращался к мысли о том, что«товарный голод» угрожает экономическому балансу. Однако наряду с проблемой роста промышленного производства вставал важнейший вопрос об инвестициях. В книге «Новая экономика»,вышедшей в 1926 г., Преображенский вновь вернулся к вопросу об «изначальном социалистическом накоплении», поднятому Троцким в 1923 г. В условиях враждебного международного окружения и экономической отсталости страны средства, необходимые для индустриализации, могли быть получены только за счет их «перекачки» из частного сектора (в основном сельского хозяйства) в государственный, (социалистический). Это «перемещение капиталов» можно было произвести за счет налогообложения крестьянства (в основном зажиточного) и неравного товарообмена. Такое «изначальное социалистическое накопление», естественно вызывающее недовольство большой массы мелких крестьянских производителей, позволяло увеличить объем промышленного производства в рамках одного плана и снизить цены на промышленные товары, что впоследствии должно было убедить крестьян в правильности такой политики.

Бухарин считал, что такая политика «убивала курицу, несущую золотые яйца» и лишала «союз рабочих и крестьян» последней надежды на будущее. По его мнению, следовало прежде всего обеспечить потребности крестьян, убедить их в выгодности производить больше продуктов и последовательно развивать рыночную экономику. Об этом он говорил в своем знаменитом выступлении 17 апреля 1925 г., где призывал крестьян «обогащаться, не боясь никаких репрессий». Чтобы каким-то образом ликвидировать технологическое отставание, у крестьян оставался один выход: объединяться в производственные и распределительные кооперативы, поддерживаемые государством. Благодаря этим кооперативам крестьянская экономика постепенно вышла бы на уровень государственного сектора, дав ему нужные средства для того, чтобы он «черепашьими шагами» двигался к социалистической экономике. Бухарин считал, что этот процесс должен продлиться несколько десятков лет, но все-таки это было менее опасно, чем резкий разрыв отношений с крестьянством, который неизбежно произойдет из-за слишком высоких темпов индустриализации, осуществляемой за счет деревни.