Тридцатилетняя война
Война с Данией . не прекратила внутренней войны. В 1627 году войска полководца лиги Тилли обирали Бремен, Брауншвейг, Люнебург, а Валленштейн расквартировал свою армию в Бранденбурге, запретив курфюрсту собирать подати. Отныне каждый мушкетер получал по 7, а рейтар по 12 гульденов в месяц; сверх этих значительных сумм солдаты вымогали продовольствие у местного населения.
Как и в начале войны, дворяне и ландскнехты подвергали провинции Германии систематическому ограблению, и трудящееся население страны одинаково разорялось, независимо от того, чье знамя господствовало в той или иной провинции.
6. Политические планы Валленштейна
Валленштейн своим поведением озадачил и встревожил пристально наблюдавших за ним германских и иностранных политических деятелей.
К своему прежнему, полученному от императора титулу герцога Фридляндского он присоединил не только звание герцога Мекленбургского, но также и странно звучавший титул адмирала Немецкого и Океанического морей. С необычайным упорством боролся он за каждую пядь береговой территории и, встретив сопротивлениесостороны осажденного Штральзунда, заявил, что возьмет этот город даже в том случае, если тот оказался бы прикованным цепями к небесам. Еще до окончания датской войны он поручил полковнику Арниму занять войсками и тщательно укрепить все гавани Померании и, задерживая все корабли, которыми удастся овладеть, вооружить их, ибо «Густав-Адольф — хитрец, за которым надо следить в оба». Адмирал несуществующего флота давал понять, что настало время возродить былую мощь Ганзы и доставить Германии почетную роль в мореплавании и колониальной торговле.
В 1628 году на любекском ганзетаге представители ганзейских городов совещались о том, следует ли им примкнуть к делу, начатому Валленштейном, и отважиться на оснащение союзного флота, который стал бы флотом Германии. Это предложение, таившее в себе огромный риск, было отклонено осторожными ганзейцами, и тем самым дерзким планам Валленштейна был нанесен первый удар.
В его речах и невзначай брошенных репликах проявлялось нескрываемое пренебрежение к немецким князьям, как истинным виновникам политической и военной слабости Германии. «Князей,—говорил он, - следует посократить. Они больше не нужны; как во Франции и Испании только, один король, так и в Германии должен повелевать только один император».
В этом и других сходных высказываниях намечались контуры дерзкого плана. Полководец, провозгласивший себя адмиралом, намеревался превратить носителя призрачного императорского титула в подлинно единодержавного государя, а мелкодержавных немецких государей в верноподданных землевладельцев.
На пути к осуществлению смелых замыслов Валленштейна стояли труднопреодолимые преграды. Одной из них являлось наличие двух враждующих лагерей: католического и протестантского.
Для Валленштейна приверженность католическому знамени всегда была делом холодного расчета. В начале своей карьеры он среди своих соотечественников-чехов был едва ли не единственным талантливым офицером, примкнувшим к угнетавшему его родину католическому окружению императора. Занятая им позиция и услуги, оказанные Габсбургам, были щедро вознаграждены. Возглавляя огромную армию, Валленштейн не только намекал на возможность разграбления папского Рима, но и заявлял: «Пусть дьявол и адское пламя. засядут попам в потроха!».
Подобные фразы, произнесенные перед строем солдат, становились известными всюду. Валленштейн полагал, что конец затянувшейся внутригерманской распре сможет положить лишь большая завоевательная война за пределами Германии под императорским знаменем.
Такая война и связанные с ней трофеи казались способными прельстить дворян обоих вероисповеданий, и в войске Валленштейна велись толки о богатствах зарубежных стран и о походах, обещающих эти богатства.
Однако осуществлению подобных планов больше всего мешала растущая ненависть князей к победоносному полководцу и его замыслам. В самом существовании полководца, командующего 100-тысячной армией и сильного доверием солдат, таилась явная угроза для немецких князей.
Слова полководца о том, что император в Германии должен быть столь же силен, как король во Франции, звучали для мелкодержавных государей" как смертный приговор. Когда же Валленштейн заговорил о том, что настала пора упразднить старые «земские чины» (сое-ловно-представительные собрания 'немецких земель), когда он заявил, что император должен быть наследственным государем, не нуждающимся в избрании князьями, это было воспринято курфюрстами как объявление войны, как неслыханное посягательство на их власть и на «немецкую свободу».
Уже в 1627 году в Мюльгаузене состоялось совещание католических и протестантских курфюрстов с участием Саксонии и Бранденбурга, после которого император получил совместный протест всех курфюрстов против злоупотреблений Валленштейна как командующего вооруженными силами.
Требование Валленштейна о выводе войск лиги из Мекленбургских квартир было воспринято как переход от слов к действиям.
7. Итоги Тридцатилетней войны.
Страшными были итоги войны. Беспримерными оказались причиненные ею опустошения. Скорбью и гневом наполнены показания современников и очевидцев, повествующих о том, что представляла собой Германия в последние годы войны и в период, следующийза ееокончанием.
Выдающимся литературным памятником, отображающим будни и бедствия Тридцатилетней войны, является произведение Ганса Гриммельсгаузена «Симплициус симплициссимус» (в переводе сПростак простейший»). Автор этого замечательного произведения — солдат поневоле, писатель по призванию, патриот по убеждению, крестьянский сын, плоть от плоти трудового народа Германии, не мог равнодушно взирать на сожженные селения, на трупы детей и женщин, на одичавшую землю и одичавших сынов горячо любимой родины.
В своих зарисовках наблюдательного художника Гриммельсгаузен запечатлел картины солдатского бесчинства, нарисовал людей, которых долголетняя война довела до полного морального растления, изобразил ни с чем не сравнимые страдания беззащитного трудового народа.
Художественное полотно, созданное кистью мастера и подлинно народного немецкого художника, лишь дополняется документальными данными, свидетельствующими языком цифр и фактов о величайшей трагедии, пережитой Германией в XVII столетии.
Систематизации фактических данных о итогах Тридцатилетней войны посвящены работы К. Т. Инама-Штернега и Р. Хёнигера, рисующие убедительную картину величайшего упадка Священной Римской империи.
Население Чехии, достигавшее в 1618 году 3 млн., к концу войны сократилось до 780 тыс. человек. Из 34700 чешских деревень уцелело всего 6 тыс. В Саксонии только за два года шведских опустошений (с 1630 по 1632 г.) погибло 934 тыс. человек. В провинции Лаузиц вместо 21 деревни, существовавшей до войны, сохранилось лишь 299 крестьянских хозяйств.
В Виттенбергском округе Саксонии на 74 кв. км приходилось 343 брошенных поселения. В Пфальце из полумиллиона жителей в 1618 году к 1648 году осталось всего 48 тыс. В Вюртемберге еще в 1634 году насчитывалось 313 тыс., а к 1645 году осталось лишь 65 тыс. жителей.