…Отъезд царя на жительство в Ставку выдвинул оставшуюся в Петрограде императрицу – посредницу и средоточие всех «безответственных» влияний. Министры, желавшие укрепить свое положение, начали ездить к императрице с докладами. Шайка крупных и мелких мошенников и аферистов окружила царицу и пользовалась своим влиянием, чтобы за денежную мзду обходить закон и доставлять частные изъятия и льготы: назначение на должности, освобождение от суда, от воинской повинности и т. д. Слухи об этих сделках распространились в обществе и совершенно уронили уважение ко двору» (Страна гибнет сегодня… с.6-7).

О последней российской императрице следует сказать несколько слов, ибо Александра Федоровна Романова (урожденная Алиса Гессенская) – фигура несомненно трагическая и для России по-своему роковая, так как, обладая твердым характером, она оказывала на Николая II огромное влияние, направленность которого хорошо видна из ее письма к нему от 25 июня 1915 года: «Россия, слава Богу, не конституционная страна, хотя эти твари (депутаты Госдумы) пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться! Не позволяй им наседать на тебя! Если им сделать уступку, то они поднимут голову» (Переписка Н. И А. Романовых (1914-1917), т. 3. М.--Пг., 1923, с. 244).

Исповедуя подобные взгляды, писала известная поэтесса того времени З.Н. Гиппиус, «…царица относилась к войне, как к делу семейному. Нам трудно понять, а между тем это естественно. Ведь воюют между собой все «Джорджи», «Вильямы», «Ники». Война – дело Ники, и победа над Вильгельмом будет его победой, его славой.

Царица не забывает о «России». О России, для этого случая, есть все готовые слова, которые следует говорить, как есть и предписания, что следует делать главным заинтересованным лицам: Ники и ей самой. Ей, царице, «матери России» ( и наследника), нужно, прежде всего, стать «утешительницей», ухаживать за раненными, служить «царскому воинству», и она принимается за дело без промедления. Создает лазареты, одевается сама и одевает своих молоденьких дочерей сестрами милосердия…

Именно потому, что война – дело личное, семейное, царица обязано вмешаться в него, бороться радом с Ники не только против «Вильяма», но и против других его врагов – всех, кто может отнять у него славу победы… Ники добр и прост, не видит зла, но она-то, царица, видит. Ведь это ей открывает тот, кто все видит, все знает, -- Бог (через Распутина)» (Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. Кн. 2. Тбилиси, 1991, с. 65-66)

Вот и вновь появляется на наших страницах уже упоминавшийся ранее еще один из героев российской драмы того времени Григорий Новых – «сибирский челдон, с молодых лет отличавшийся пьяной и распутной жизнью, откуда и прозвище Распутин…

Слово, всякий каприз Григория Распутина – стали законом для царицы, а царь уже давно был в полном подчинении у жены. Самые близкие к царю сановники, люди, которых он уважал и ценил, немедленно теряли уважение царя, свои места и положения, как только они обнаруживали малейшую брезгливость к Распутину. С другой стороны, самые отпетые негодяи, тупицы и бездарности получали феерические повышения, назначались на самые ответственные должности, вплоть до министров, если только они умели подделаться к Распутину… Дошло до того, что созыв или роспуск Государственной Думы, смена министерства, война и мир зависели от Распутина…» (Любош С. Указ. соч., с. 271-272).

Последнее – не преувеличение. Вот, например, довольно типичное послание «святого старца» императору и императрице: «Миленькаи папа и мама! Вот бес то силу берет окаянный. А Дума ему служит; там много люцинеров и жидов. А им что? Скорее бы божьего помазаннека долой. И Гучков господин их прихвост, клевещет, смуту делает. Запросы. Папа. Дума твоя, что хошь, то и делай. Какеи там запросы с Григории. Это шалость бесовская. Прикажи. Не какех запросов не надо.Григорий» (Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925, с. 435).

В 1916 год Россия вступила, по словам А.Д. Протопопова, ставшего в том же году министром внутренних дел, в следующем состоянии: «Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны – на громадную убыль… пути сообщения – в полном расстройстве… двоевластие (Ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам… Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев… Общий урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем система запретов вызова – сложная, многоэтажные – реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизну товаров и общее недовольство… Многим казалось, что только деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала… Единственного пути к установлению цен – конкуренции – не существовало… Таксы развили продажу «из-под полы», получилось «мародерство»… Армия устала, недостатки всего понизили ее дух, а это не ведет к победе» (цит. по: Милюков П.Н. Воспоминания, с. 434).

Итак, «общее недовольство», «армия устала»… Плюс к этому – очевидный кризис власти: полуразогнанная Дума, господство придворной камарильи, некомпетентный Верховный главнокомандующий в чине полковника… Достаточно было искры, чтобы вспыхнул пожар революции. Поэтому власти с огромным беспокойством ожидали очередной годовщины Кровавого воскресенья. Начальник полицейского отделения по охране общественной безопасности и порядка в столице полковник Глобачев доносил 8 ноября 1916 года: «…отношение различных течений революционного подполья к вопросу о выступлениях 9 января в настоящее время вполне определилось и представляется в следующем виде: социал-демократы меньшевики и инициативная группа социал-демократов ликвидаторов (сторонников исключительно легальных методов борьбы с режимом) решили воздержаться от всяких выступлений, даже хотя бы в виде однодневной забастовки. Социалисты-революционеры… призывают к забастовке и устройству митингов, предоставляя во всем остальном полную свободу действий в зависимости от личной инициативы каждого отдельного члена организации и того, как сложится обстановка.

Что же касается социал-демократов большевиков, то последние стоят на крайней точка зрения, агитируя не только за проведение однодневной забастовки, которую они предполагают перевести в общеполитическую, но и за уличные демонстрации, оказывая вооруженное сопротивление чинам полиции при разгоне ее демонстрантов. Словом, социал-демократы большевики смотрят на наступающее 9 января сего года, как на день начала второй революции…

В целях ослабления предполагающейся забастовки и вооруженного выступления 9 января сего года вверенным мне отделением был принят заблаговременно ряд мер (репрессивного характера)…

Перечисленные выше меры, по указаниям агентуры, подорвали в широких рабочих массах веру в успех вооруженного выступления, по мнению социал-демократов большевиков, могущего, при содействии сочувствующих воинских частей, перейти в открытую революцию, и наступающее 9 января, по всей вероятности, ознаменуется забастовкой лишь наиболее распропагандированных фабричных предприятий столицы, главным образом, расположенных на Выборгской стороне » (Рабочее движение в годы войны. М., 1925, с. 233-235).