3. Господство над миром сверхъестественных сил.

Не им ли объясняется и отмеченная археологами в раскопках уже новокаменного века характерная ритмизация изображений растений, животных и лю­дей в орнаментах керамических, костяных, деревян­ных и матерчатых изделий? Не с тем ли связано и возникновение ритмизированных коллективных дей­ствий — танца, песен, речи нараспев, звукового со­провождения, особенно если всему этому сопутство­вали традиционные обряды?

“Однако такова лишь одна из внешних сторон первичного осмысления человеком всеобщих законо­мерностей воспринимаемого им мира”[4]. Чтобы проник­нуть внутрь его, постичь существо глубинных связей, требовалась иная сила абстрактного мышления, еще не доступная в условиях первобытной жизни. Многие причины существования предметов и явлений приро­ды были неизвестны древнему человеку, но только ощущались им, причем с точки зрения либо пользы, либо вреда, который они могли нанести. А в таком случае невозможно было не заподозрить за любым явлением мира сознательно действующую волю. Мысль о ней наводила на предположение о наличии да всем окружающим живого, мыслящего сущест­ва — божества.

Бог — тоже обобщение, причем такое, которое признает господство над миром сверхъестественных сил. В этом вся суть религиозного сознания. Но в первобытных мифах еще нет мысли о сверхчувствен­ном мире, и все мифологические обобщения не выхо­дят за пределы чувственных представлений; для ми­фов типично непосредственное вещественное совпаде­ние общей идеи и реально осязаемого образа — любое построение отвлеченной идеи, являющейся в конеч­ном счете лишь

отражением действительности, в ми­фологическом сознании оказывается самой действи­тельностью со всеми наполняющими ее живыми су­ществами и неживыми предметами, со всеми харак­терными для них связями и отношениями.

Чтобы проиллюстрировать сказанное, приведем пример из древнеегипетской мифологии. На камен­ных стенах царских гробниц было обнаружено изо­бражение небесной коровы, датируемое между 1350 и 1100 годами. Изящными четкими линиями пред­ставлено священное животное. Ее живот украшен орнаментом из звезд. Вдоль него плывут две ладьи. В одной из них — человек. Вместо головного убора на нем солнечный диск. Корову подпирает снизу, подняв руки, мужчина. Каждую ногу ее также поддерживают двое мужчин. Между ее рогами и перед грудью начертаны иероглифы, которые прочитываются:

»ХЕХ», что означает «миллионы» или «божества ХЕХ», а письмена у лба — «красота».

Всякий, кто стал бы искать в этом и ему подобных изображениях воспроизведения картины звездного неба, несомненно, был бы сбит с толку, но расшиф­ровка иероглифических текстов, не только пирамид, но и папирусов, позволила реконструировать тогдашние космологические — мифологические — пред­ставления. “Художник на языке своего времени ото­бразил четыре различные и взаимно противоречивые концепции, о которых нам стало известно из разных, в том числе гораздо более давних (ок. 3 тысяч лет до н. э.), письменных источников, содержащих гимны и другие ритуальные тексты”[5]. Во-первых, корова-небо поднялась некогда над миром из океана. Во-вторых, два суденышка с солнечным божеством на борту отражают взгляд о небе как водах, по которым Све­тило плывет в утренней и вечерней ладье. В-третьих, мужчина, поддерживающий снизу корову, — бог Шу, который поднял свою дочь Нут (небо) из объятий ее возлюбленного, бога Земли Геба, так, чтобы ее конеч­ности только касались земной тверди. В-четвертых, небесный свод — крыша, подпираемая четырьмя опо­рами; восемь божеств-ХЕХ, возможно, восходят к божествам, охраняющим четыре стороны света (это число считалось священным у египтян).

Все представленные концепции воспринимались правильными-такое сочетание считалось правомер­ным; изображения служили только символами неба, при этом, очевидно, подразумевалось, что его смысл нельзя постичь непосредственно разумом и чувствен­ным опытом, в то время как увеличение символов должно было служить лучшему пониманию.

Как видим, мифологическое творчество далеко от нашего здравого смысла и нашей логики — предла­гаемая картина несла эмоционально-образный заряд, и этого было достаточно для живших тогда. Что же касается метафор, выделяющих главные признаки мифологизируемого объекта, то наличие разных на одном и том же изображении не вносило противоре­чий: чем их больше, тем целостнее воспринимался образ, тем отчетливее и понятнее был он для человека древности.

4. Мифологические церемонии и действия.

Помимо совокупности представлений, сопровож­давшихся эмоциональными переживаниями, мифо­логия включала в себя и специфические — магичес­кие, культовые — церемонии и действия. В ощуще­нии своего бессилия перед могуществом природы человек делал предметом своего почитания, и поклонения ее стихии, окружающие вещи, растения, жи­вотных. Тень, упавшая от него на землю, наводила на мысль, что у него есть бестелесный двойник, а затем — о наличии в собственной осязаемой оболочке некоего духа, способного покидать ее и переселяться в других — людей или животных. Возникала и вера в духов, пребывающих во всех неодушевленных предме­тах — камнях, деревьях и т. д. Это душеверие, или анимизм (от латинского «анимус» — дух), известный английский ученый, историк культуры Эдуард Тейлор назвал «первой философией первобытного человека».

Рядом с нею сосуществовала другая форма мифо­логического сознания — тотемизм: убеждение в та­инственной связи между родовой группой и каким-либо видом животных или растений, вещью или явлением природы. Выражение «тотем» было заим­ствовано из языка одного североамериканского пле­мени (оджибве), где «ot-otem» означает «его род», а также почитаемое родом животное. В тотемических верованиях нередко отражалось своеобразие жизни первобытных общин с особенностями их охотничьего быта.

С подобными представлениями были связаны и разные «колдовские» действия в стремлении добить­ся желаемых результатов. Не о том ли говорят най­денные в пещерах и на скалах рисунки, выполненные' рукой человека древнекаменного века — изображе­ния зверей с вонзившимися в них дротиками?

Американские индейцы перед отправлением на охоту, чтобы обеспечить успех, стреляли из лука в чучело медведя, сделанное из травы.

Австралийцы считают, что удар по следу, оставленному человеком, вредит ему. Ритуальные манипуляции с волосами или потными вещами, добытыми у кого-либо, по мнению верующих, способны определенным образом воздей­ствовать на их владельца.

В Египте испокон веков почитается черный бык с особыми белыми отметинами — в нем местные жите­ли видят живое воплощение бога плодородия Аписа. Считается, что ритуальный бег такого быка по полю плодотворяет почву.

Колдун южноафриканского племени, чтобы вызвать дождь, забирается на крышу своей хижины и льет оттуда воду.

У разных народов Африки, Азии и Америки до сих пор сохраняются обычаи с отправлением обрядов, позволяющих-де приобщиться к могуществу природ­ных стихий.

Мифы не объясняли природу вещей и явлений, хотя вроде бы и предполагали попытку такого объяс­нения, — они просто переносили на них в обобщен­ном виде наличный мир сугубо человеческих отноше­ний. “Мифы толковали сущее через рассказ, исполнен­ный действия, утоляя любознательность людей, чье мышление было еще конкретным, боги изображались как участники страстной и судьбоносной деятельнос­ти"[6]. Так, например, когда языческий ханаанейский бог жизни Баал и бог смерти Мот схватываются в яростном бою, то это событие волнует не только само по себе, но и тем, что исход его определяет, будет ли земля в течение длительного времени плодородной или бесплодной.