Чрезвычайно характерен и возглас Годунова: «Противен мне род Пушкиных мятежный», очевидно отражающий реакцию разгневанного императора на знаменитые эпиграммы, ноэли и «Вольность».

В стороне от главного потока событий, как бы в тени и в отдалении раскрывается одна из самых значительных и величавых фигур этой исторической фрески. Как почти всегда у Пушкина, это деятель мысли и слова, в данном случае старинный писатель, ученый средневековой Руси, историк, биограф и мемуарист – летописец Пимен. В первоначальной редакции его монолога еще рельефнее сказалось художественное влечение ученого монаха к творческому воссозданию прошлого:

Передо мной опять выходят люди,

Уже давно покинувшие мир, -

Властители, которым был покорен,

И недруги, и старые друзья,

Товарищи моей цветущей жизни

И в шуме битв и в сладостных беседах…

Он не бесстрастен и не оторван от жизни, этот старинный публицист, гневно восстающий на зло мира и пороки строя. Под монашеским клобуком это политический мыслитель, превыше всего озабоченный «управой государства». Неопытный инок Григорий Отрепьев ошибся, сравнив его с невозмутимым приказным, который «спокойно зрит на правых и виновных, добру и злу внимая равнодушно…». На самом деле летописцы отстаивали свою идею о служении родине и об охране ее национального могущества. Недаром Пимен «воевал под башнями Казани и рать Литвы при Шуйском отражал…». Он остается верным воином и в своей «Повести временных лет». Это не спокойная регистрация текущих происшествий, это грозный приговор и «голос ужасный» потомству во имя неуклонного торжества правды и справедливости хотя бы в отдаленном будущем.

Таков был этот родственный образ. Сам автор «Бориса Годунова» не раз клеймил в своих стихах «венчанного солдата» во имя борьбы за свободную родину отразил в облике старинного властителя черты монаха, чья ущемленная совесть и мрачный мистицизм грозили новыми бедствиями стране и народу. Но когда Пушкин заканчивал «Бориса Годунова», Александр I умирал в Таганроге.

«Борис Годунов» знаменует новую стадию в обращении к исторической теме. От предшествующего времени этот этап отличается принципом исторической верности. Для создания трагедии Пушкин обращался к изучению исторических источников, по которым старался восстановить не столько истинное сцепление обстоятельств, сколько тот колорит эпохи, национальное своеобразие, «дух времени», который и придавал произведению характер исторической подлинности. Но само понимание исторического процесса не лишено еще черт исторического романтизма.

Известно, что Пушкин хотел в дальнейшем продолжить свою историческую хронику и задумывал написать после «Бориса Годунова» «Лжедмитрия» и «Василия Шуйского».

У Пушкина к этому времени уже сложился определенный взгляд на историю, отличный от шекспировского. Взгляд этот исходит из того, что в истории есть цель. Применительно к сюжету «Бориса Годунова» цель эта состоит в пробуждении совести людей и «задается» она в самом начале трагедии, в словах Пимена: «Прогневали мы Бога, согрешили: /Владыкою себе цареубийцу/ Мы нарекли». Весь исторический процесс, изображенный в трагедии, словно направлен к тому, чтобы эти слова стали выражением всего народа, «мнения народного»; и тут необходимо отметить, что процесс этот очищен у Пушкина от случайностей; в нем есть «правильность» и целеустремленность; и каждая оценка подвигает действие к той ремарке, которая станет окончанием трагедии: «Народ безмолвствует», - и будет означать, что народ, однажды согрешивший, больше не хочет потворствовать лжи и преступлению. «Самое поразительное то, что Пушкин, еще недавно писавший об «уроках чистого афеизма» и до сих пор считающий себя не столько верующим, сколько ищущим веру, на практике создает – не без влияния Карамзина – глубоко религиозную концепцию исторического процесса как такого действия, главным лицом которого является та высшая, направляющая воля, которая на европейский манер именуется провидением, а на русский – Промыслом. В отличие от безликого «рока» античной трагедии и столь же безликой и слепой «судьбы» европейского рационализма сила Провидения – Промысла ценностно определена, т.е. связывает ход истории с состоянием совести человека и народа. Отсюда полное отсутствие «случайностей» в историческом процессе: то, что кажется случайным, в конечном счете всегда обосновано конечной целью исторического процесса», - считает В.Непомнящий.

В этом смысле травестийную параллель «Борису Годунову» составляет забавная и блестящая поэма – шутка «Граф Нулин», в которой Пушкин, по собственному признанию, «пародировал историю и Шекспира» /поэму «Лукреция»/.

Соотношение большой истории и частной, серьезности и пародии мы находим в предыстории «Графа Нулина». Пушкин писал: «В конце 1825 года находился в деревне. Перечитывая «Лукрецию», довольно слабую поэму Шекспира, я подумал, что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может это охладило его предприимчивость и он со стыдом вынужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Котонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобно тому, что случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде. Мысль пародировать Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть»[9].

Пародирование как подражание, утрировано повторяющее особенности оригинала, насмешливо-критическое отношение к источнику при возможном его почитании и даже восхищение его качествами мы находим и в «Истории села Горюхина».

Смысл пародирования событий римской истории, описанных в шекспировской поэме, состоит в том, что исторические события и события частной жизни людей подчиняются, оказывается, одинаковым или по крайней мере сходным законам, человеческий микрокосм и исторический макрокосм обнаруживают свое единство /так в «Борисе Годунове» едины исторический процесс и состояние человеческой совести/, и ни там, ни там нет места слепой случайности: в её обличии являет себя воля, двигающая историю. Несколькими годами позже Пушкин выскажется на эту тему прямо, назвав «случай» «мощным, мгновенным орудием Провидения». Ещё позже, вспоминая в «Заметке о «Графе Нулине» о том, как он «пародировал» историю и Шекспира, роняет фразу: «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают страшные сближения».

Если это действительно так, то Пушкин в очередной раз продемонстрировал свой пророческий, чуть ли не визионерский дар: поэма, изображающая неудачную попытку любовного приключения и тем пародирующая трагические события истории Рима, написана одновременно с выступлением декабристов, которое закончилось разгромом. Пушкин обладал крайне скудной информацией о том, что происходит в столице, однако есть предание, идущее от него, о его неудачной попытке тайно приехать в Петербург накануне восстания.

Если у декабристов, стремившихся возвеличить идеи вольности, ведущими историческими темами были темы Новгорода и Пскова, то начиная со второй половины 20-х годов в соответствии со сложившейся обстановкой и выдвижением проблемы государства, важнейшее место в литературе и публицистике приобретает тема Петра I.