Есенин через различные художественные тропы подчеркивает в Пугачеве и пугачевцах преобладающую природно-языческую сущ­ность. В начале поэмы дается сравнение «Луна, как желтый медведь, в мокрой траве во­рочается», – которое в дальнейшем метони­мически проецируется на человека. Так, Пуга­чев уподобляет свою душу зверенышу в берлоге. И далее неоднократно «имя человека» определяется через звериную константу:

«Зна­ешь? Люди ведь все со звериной душой,

– Тот медведь, тот лиса, та волчица»,

«По-зве­риному любит мужик наш на корточки сесть

И сосать эту месть, как коровьи большие сись­ки»,

«Отчего глаза твои,

Как два цепных кобе­ля,

Беспокойно ворочаются в соленой влаге»,

«Что жалеть тебе смрадную холодную душу,

– Околевшего медвежонка в смрадной берлоге».

Очевидно и другое: социальная составля­ющая личностей бунтовщиков сводится почти поголовно к сословной мести. Мести просто­людина, на которого, как на движитель собы­тий, указывает Пугачев. Помимо этого он ис­пользует и национальный фактор, желая привлечь на свою сторону «монгольскую рать»:

«Пусть калмык и башкирец бьются

За бараньи костры средь юрт!»

Социальную направленность происходя­щего подчеркивает и губернатор Рейнсдорп, чьи слова с опорой на Пушкина комментиру­ются Е. Самоделовой и Н. Шубниковой-Гусевой как исчерпывающая картина происходящего: «Бунтовщики казнили одетых в дворянское платье людей и миловали остальных». Одна­ко в «Истории Пугачева», на которую ссылают­ся есениноведы, как, правда, и в «Капитан­ской дочке», есть свидетельства о поступках иной направленности

Пугачев – борец не только против дво­рянства, чиновничьего произвола, но и само­званец – враг тех, кто является оплотом вла­сти, а это люди разных сословий, низших в том числе. Так, во время первого боя у Яицкого городка, из пятидесяти казаков захвачен­ных в плен, одиннадцать были повешены, по­сле взятия крепости Рассыпной наряду с военными был повешен священник; в поле под Татищевой крепостью расстреляны не­сколько солдат и «башкирцев».

Думается, суть происходящего и сущ­ность личности проявляются и в том, как убивается противник. В «Истории Пугачева» картин зверств предостаточно Приведем одну: «С Елагина человека тучного, содрали кожу», «Жену его изрубили», «Вдова майора Веловского, бежавшая из Рассыпной, также находилась в Татищевой: ее удавили».

Бессмысленная беспощадность, зверство как естество, необходимость присущи, по Пушки­ну, многим бунтовщикам, что по-разному пре­ломляется, вплоть до почти зеркального отра­жения, в «Капитанской дочке» Пушкин уходит от подобной реальной фактуры, а звериную сущность бунтовщиков изображает как дан­ность. Наиболее законченной формулой этой данности являются слова Хлопуши:

«Завтра же ночью я выбегу волком

Человеческое мя­со грызть».

При зверстве как доминанте есенинских персонажей-бунтарей они – не однолинейные образы: в них живут и борются разные чувст­ва, мысли, начала. Так, например, идея мести, неоднократно звучащая из уст пугачевцев, как верный и единственный способ решения всех проблем, не кажется самозванцу универсаль­ной и совершенной:

«Трудно сердцу светиль­ником мести

Освещать корявые чащи».

Или в Пугачеве живет внутреннее ощущение гре­ховности:

«Знайте, в мертвое имя влезть

– То же, что в гроб смердящий».

Однако не эти начала определяют лич­ность героя. Есенинский Пугачев в конце про­изведения, в отличие от частично раскаявше­гося пушкинского, – это человек, красиво жалеющий о своей ушедшей мощи, юности, жизни. Он – эгоцентрическая личность, вы­зывающая у автора несомненную симпатию. И все же вопреки ей у Есенина хватило муд­рости исторического чутья, художественной интуиции, чтобы не пойти вслед за своей, уже приводимой нами, устной оценкой Пугачева и его окружения. Пугачев – художественный об­раз и Пугачев из беседы с И. Розановым – ли­чности не только не тождественные, но и принципиально разные. В поэме наметился процесс изживания иллюзий политического бунтарства, идеалов романтической, антиго­сударственной, обезбоженной личности.

Заключение

Что же такое Крестьянские войны? Справедливая крестьянская кара угнетателям и крепостникам? Гражданская война в многострадальной России, в ходе которой россияне убивали россиян? Русский бунт, бессмысленный и беспощадный? Каждое время даёт на эти вопросы свои ответы. По-видимому, любое насилие способно породить насилие еще более жестокое и кровавое. Безнравственно идеализировать бунты, крестьянские или казачьи восстания (что между прочим делали в нашем недавнем прошлом), а также гражданские войны, поскольку, порождeнные неправдами и лихоимством, несправедливостью и неуeмной жаждой богатства, эти восстания, бунты и войны сами несут насилие и несправедливость, горе и разорение, страдания и реки крови .

«Каптанская дочка» – взгляд великого поэта на царствование Екатерины. Но само понятие «русский бунт» немного преувеличено. Чем немецкий или английский лучше? Одинаково омерзительны. Другое дело – природа бунта здесь, в России, может быть, немного другая: русский бунт возможен как следствие безнравственности власти. Когда власть безнравственна, появляются некие авантюристы, сама верхушка дает им тайные лазейки.

Убийство Петра III открыло дорогу многочисленным лжепетрам, одним из которых стал Пугачёв. Вранье, убийства, порок, которые идут сверху, порождают жажду порока в массе, то есть масса деформируется. И в её недрах находится артистичная личность, вождь, который берется играть чужую роль. А зрелище в итоге одно – насилие, кровь – любимый российский спектакль. Эти лжевожди всегда знают, что народу нужно: они выпускают пары всеми подручными способами, гальванизируют в людях самое жестокое, мрачное, дьявольское. И наш тихоня народ превращается в т-а-а-кую сволочь! А кончается всё такой же ответной гипертрофированной жестокостью государства, которое не перестает быть аморальным, потому что с него все началось, им же, как правило, и заканчивается.

Я думаю, что Пушкин хотел сказать: «Смотрите и одумайтесь, даже если власть безнравственна, грядущий бунт, в любом случае – катастрофа для нации».

Еще в 60-е годы XX века П. Юшин выдвинул следующую версию прочтения «Пугачева»: «Взяв в качестве сюжета пьесы исторический факт, Есенин перенес его в послереволюцион­ные условия, заполнив монологи героев харак­терными для первых советских лет авторскими переживаниями, ассоциациями и оценками. Судьбой своего героя поэт подчеркнул обре­ченность пугачевщины в обстановке свершив­шихся в Октябре событий». В 90-е годы и в са­мом начале XXI века некоторые авторы осознанно или нет повторили данную версию, по-разному привязав ее к конкретным событи­ям и историческим персонам.

В Мусатов в учебнике, адресованном сту­дентам вузов и рекомендованном Министерст­вом образования страны, утверждает: «Есенина интересовал не XVII век (так у автор), а XX, и не Емельян Пугачев, а Нестор Махно. Но писать поэму о Махно, который, организовав на территории Украины настоящую крестьян­скую республику, вел войну с красными и бе­лыми одновременно, было слишком опасно». Станислав и Сергей Куняевы считают, что в «Пугачеве» отразилось антоновское восстание, на что указывают и трижды повторенная созна­тельная «ошибка» в наименовании столицы (не Петербург, где царствовала Екатерина а Мос­ква), и монолог Бурнова, где есть упоминание о фонарщике из Тамбова: «Да и в других моно­логах разгромленных повстанцев, – утвержда­ют Куняевы, – явственно слышится стон кото­рый прокатился по Тамбовской губернии после того, как интернациональные отряды под ко­мандованием лихого командарма Тухачевского смели с лица земли несколько сотен деревень с их жителями, наводя «умиротворение» среди восставших крестьян».