Земное притяжение, влечение к земле — сильнейшее чувство человека, прежде всего крестьянина-земледельца. Рождающееся вместе с человеком образное представление о величии и мощи земли — источника жизни, хранителя времени и ушедших поколений — в искусстве В. Шукшина обновилось, обретя многозначность. Размышляя над судьбами крестьянства, думая о его прошлом и настоя­щем, В. Шукшин неизменно возвращался к земле: тра­дициям, нравственным понятиям, верованиям, которые складывались у земледельца в труде, многовековому опыту и заботам крестьянина о хлебе насущном. Но земля у Шукшина — образ исторический. Ее судьба и судьбы людей едины, и разорвать эти вечные связи невозможно без трагически необратимых катастроф и гибельных по­следствий. Народ, совершив революцию, строил новую жизнь, он освободил свою Родину от оккупантов в гроз­ные годы Великой Отечественной войны, отдал все силы возрождению, обновлению и расцвету жизни. Земля и люди сегодня, их бытие, их будущие судьбы — вот что волнует писателя, приковывает его внимание. Судьбы се­годняшние — продолжение звеньев исторической цепи поколений. Прочны ли эти звенья и как они спаяны? — размышляет Шукшин. Необходимость, насущность этих связей вне всякого сомнения. Прослеживая жизненный путь отцов и детей, представляющих разные поколения и стоящие за ними эпохи, Шукшин стремится раскрыть их духовный мир, радости и заботы, смысл бытия, во имя чего прожита жизнь.

Матвей Рязанцев просыпается каждую ночь, тревожно прислушиваясь к голосам гармони. Они трогают его за ду­шу, бередят воспоминания из далекого детства, сжимая сердце. Его, тогда еще парнишку, отправили с поля в де­ревню за молоком, чтобы спасти умирающего маленького брата. «Слились воедино конь и человек и летели в черную ночь. И ночь летела навстречу им, густо била в лицо тяж­ким запахом трав, отсыревших под росой. Какой-то дикий восторг обуял парнишку; кровь ударила в голову и гудела. Это было как полет — как будто оторвался он от земли и полетел. И ничего вокруг не видно: ни земли, ни неба, да­же головы конской — только шум в ушах, только огромный ночной мир стронулся и понесся навстречу. О том, что там братишке плохо, совсем не думал тогда. И ни о чем не думал. Ликовала душа, каждая жилка играла в теле . Какой-то такой желанный, редкий миг непосильной ра­дости.

Поиски ответов на вечные вопросы о смысле жизни и преемственности поколений требуют от писателя анализа чувств. Любовь, дружба, сыновние и отцовские чувства, материнство в беспредельности терпения и доброты — че­рез них познается человек, а через него — время и сущ­ность бытия. Пути постижения писателем бытия ведут его к познанию глубин души человеческой. А в этом — ключ к решению и древних, и новых загадок жизни. Узнавая до­рогих Шукшину героев, убеждаешься в одном: выше всего, прекраснее и глубже те переживания, которые испытыва­ет человек, приобщаясь к природе, постигая извечную власть и обаяние земли, бесконечность человеческой жиз­ни («Залетный», «Верую!», «И разыгрались же кони в по­ле», «Алеша Бесконвойный»)

«Наиболее современными» в искусстве и литературе мне представляются вечные усилия художников, которые отда­ются исследованию души человеческой. Это всегда благо­родно, всегда трудно», — говорил Шукшин. Чаще всего писатель оставляет своих героев один на один с памятью о тех сильнейших переживаниях, в кото­рых оживала душа, воспоминание о которых люди пронес­ли через всю жизнь. Отчетливо обнаруживаются грани, как бы разделяющие отцов и детей: различны их мировосприятие, чувства и отношение к земле. Писатель тактично, объективно гово­рит о различии духовного склада поколений как о даннос­ти, естественном явлении.

Совершенно закономерно, что в центре поэтического ряда люди — земля выделен образ матери, с ее терпением, добротой, великодушием, жалостью. Насколько многозна­чен, богат красками, символичен, но всегда ес­тествен этот излюбленный писателем характер! Поэтизи­руя простую деревенскую женщину-мать, Шукшин изобра­жает ее хранительницей дома, земли, извечных семейных устоев и традиций. В старой матери-труженице Шукшин видит истинную опору для человека в превратностях судь­бы, она для писателя — воплощение надежды, мудрости, доброты и милосердия.

Однако мать — хранительница опустевшего дома, ко­торый, по той или иной причине, навсегда покинули де­ти, — ситуация драматичная. И драма эта многозначна, циклична по содержанию: страдают отцы и матери, страдают и дети, избравшие свой путь в жизни. Всматриваясь в социально-семейные и бытовые ситуа­ции (деревенские и городские), разбирая их «начала» и «концы», Шукшин убеждал нас в многосложности, неис­черпаемости драм жизни. Даже в том случае, если вы­бор героя был трагедийным, финалы оставались открыты­ми, обращая к читателю и зрителю свои новые «начала» («Сельские жители», «Один», «В профиль и анфас», «Жена мужа в Париж провожала», «Письмо», «Как помирал ста­рик», «Бессовестные», «Земляки», «Осенью», «Материнское сердце», «Залетный», «Калина красная» и т. д.).

Для многих молодых героев деревня — уходящий в про­шлое мир. Дом, земля, труд на земле как бы принадлежат только памяти, вырисовываясь в романтических красках. Минька Лютаев учится в Москве на артиста. Приезд отца из алтайского колхоза и его рассказы пробуждают у юноши воспоминания о деревне. Они проходят перед героем как прекрасные сны детства: «Увидел он, как далеко-дале­ко, в степи, растрепав по ветру косматую гриву, носится в косяке полудикий красавец конь. А заря на западе — в полнеба, как догорающий соломенный пожар, и чертят ее — кругами, кругами — черные стремительные тени, и не слышно топота коней — тихо» («И разыгрались же кони в поле»). Картины устойчивы, традиционны, напоминают фреску. Оттого Миньке и кажется, что «не слышно то­пота» .

Слесарь Иван, душа которого полна смутного желания жизненных перемен, по-другому видит деревню и родной дом: точно, реально, без романтической окрашенности, не испытывая волнений даже накануне своего ухода в город. «Мать топила печку; опять пахло дымом, но только это был иной запах — древесный, сухой, утренний. Когда мать выходила на улицу и открывала дверь, с улицы тянуло свежестью, той свежестью, какая исходит от лужиц, подернутых светлым, как стеклышко, ледком .» («В профиль и анфас»). Иван, покидая мать, привычный круг жизни, возможно, страдает от собственной решимости. В кино-повести «Брат мой .» Шукшин показал, как вследствие разных условий жизни растет отчуждение братьев. Иван обосновался в городе вопреки воле отца, завещавшего сыновьям беречь землю. Семен, верный от­цовскому завету и своему долгу, остается в деревне, хотя жизнь его нелегка. Ивану все время снится родная де­ревня, рождая смутное волнение. Однако наяву деревня его не волнует и не радует: родительская изба « .потем­нела, слегка присела на один угол . Как будто и ее прида­вило горе. Скорбно смотрели в улицу два маленьких оконца . Тот, кто когда-то срубил ее, ушел из нее на­всегда».

Неотвратимость размежевания отцов и детей в деревне обусловлена социально исторически: техническим прогрес­сом, урбанизацией, влиянием города, дальнейшим преоб­разованием деревни и неизбежным различием психологи­ческого склада разных поколений. Однако Шукшина вол­нует нравственное содержание текущего процесса, его по­следствия. Читателю и зрителю, возможно, представля­ется, что различие характеров братьев Громовых предопре­делили разные условия жизни. Между тем подобное заб­луждение легко рассеивается: Семен добр, простодушен, сердечен, бескорыстен не потому, что он деревенский. Он и в городе мог бы остаться верным своей натуре, как, впрочем, и Иван, переселившись в деревню, — своей — решительной, твердой, эгоистичной и неуступчивой. Дело в самом факте естественного распада семьи Громовых, отчуждения братьев, жизненные дороги которых совсем разошлись: как видно, немногое их связывает. В. Шукшин, всматриваясь в социально-семейные ситуации (городские или деревенские), изображает глубокий драматизм совре­менных семейных историй.