“ .and thenne he set his handes vpon the barres of yron /and he pulled at then suche a myghte that he brast hem clene oute of the stone walles / and there with all one of the barree of yron kytte the braune of his handes thurghout to the bone /"[137](“…И он наложил руки на железные прутья решетки и дернул с такой мощью, что вырвал их из каменной стены. При этом один из прутьев врезался в мякоть его ладони по самую кость”[138])

He так ли и английские художники XIV-XV вв. открыли для себя страдающего Христа, открыли плоть Христа?

Не потому ли образ Ланселота становится столь убедительным что, поверив в его плоть, мы верим и в его душу? Верим, что он "заплакал, как ребенок", когда ему прикосновением руки удалось исцелить страдающего неизлечимыми ранами рыцаря; ве-рим в искренность его печали при расставании с королевством, ставшим его родиной, во имя которой он совершил немало подвигов.

" .sir Launcelot syghed / and there with the teres felle on his chekes / and thenne he sayd thus / Allas moost noble Cryrten Realme whome I haue loued aboue al other realmes / and in the I haue geten a grete parte of my worship / and now I shalle departe in this wyse / Truly me repenteth that euer I came in this realme that shold be thus shamefully banisshed undeserued and causeles / but fortune is soo varyaunt / and the whele soo meuable / there nys none constaunte abydynge / and that may be preued by many old Cronykles of noble Ector and Troylus and Alysander the mighty Conquerour / and many moo other / whan they were moost in their Royalte / they alyghte lowest / and soo fareth it by me sayd sir Launcelot / for in this realme I had worehyp and by me and myne alle the whole round table hath ben encresyd more in worship by me and myne blood than by ony other"[139](”Тут вздохнул сэр Ланселот, и слезы упали на щеки его, и он сказал:

-О, благороднейшее христианское королевство, возлюбленное мною превыше всех королевств! В твоих пределах добыл я почти всю мою славу, но ныне, когда должен я вот так бесславно тебя покинуть, воистину мне жаль, что когда-то я прибыл сюда, откуда я столь позорно изгнан, незаслуженно и беспричинно! Но так уж изменчива судьба и безостановочно ее колесо, что нет в жизни постоянства. И тому есть много свидетельств в старых хрониках, как, например, в историях благородного Гектора Троянского или Александра, этого могущественного завоевателя, и еще многих других: они были вознесены на царственную высоту, а потом падали все ниже. Так случилось и со мною,-сказал сэр Ланселот,-ибо в этом королевстве я пользовался величайшей славой, и подвигами моими и сородичей моих умножена была слава всего Круглого Стола более, нежели кем либо еще из вас”[140]).и, конечно, верим в то, что любовь Ланселота и Гвиневир -это настоящая земная любовь двух людей, способных на великие самопожертвования, способных разделить друг с другом самую горькую участь и даже смерть. Вот еще одна причина, обусловившая счастливую развязку романа о Тристане и Изольде, трактовку которого у Мэлори американский литературовед Т.Рамбл назвал "дальнейшем обескровливанием уже обескровленного сказания" / "Malory's treatment of "Tristram" is regularly characterised in one way or another as the further devitalization of an already devitalized legend"[141]. Смерть Тристана и Изольды в произведениях куртуазной литературы в известной степени символична. Смерть Ланселота и Гвиневир глубоко человечна. Этот исход подготовлен всем развитием романа. Своенравная, порой по-женски капризная, порой по-женски беззащитная королева Гвиневир и по-богатырски доблестный и мужественный Ланселот в жизни и смерти остаются рядом. Это и есть та верная, постоянная, благородная любовь, идею которой проводит Мэлори в романе.

Проводя через роман эту новую для рыцарской литературы идею любви, включающую элемент рационализма, Мэлори не может не выразить критического отношения к идее куртуазии. М.Шлаух в книге "Предистория английского романа, 1400-1600" высказывает мысль о намеренной критике идеи куртуазной любви, проводимой Мэлори:

"Malory does occasionally suggest a query about the motives which actuate his people - hence an implied critique of courtly love."[142]

Вряд ли возможно ответить на вопрос, сознательно или бессознательно проводит Мэлори эту критику, начало которой было положено во французском прозаическом романе XIII века "Тристан", послужившем основой для книг о Тристане и Изольде в романе "Смерть Артура", но сам факт того, что Мэлори не счел нужным отказаться от ряда сатирических моментов, направленных против идеи куртуазии, свидетельствует о существовании объективной основы такого отношения к ней, об изменении рыцарского этического идеала.

Роман о Тристане и Изольде, в котором, как уже говорилось, дается образ государя и проводится идея государственности, прямо противоположные образу короля Артура и его братству, контрастен и в ином отношении - в развитии сюжетной линии Тристан - Изольда в противовес сюжетной линии Ланселот - Гвиневир, в противопоставлении идеи куртуазной любви новой идеи благородной любви. Устами Ланселота Мэлори дает уничтожающую оценку поведению Тристана, изменившему Прекрасной Изольде и забывшему о ней с Изольдой Белорукой: "Thenne said sire Launcelot / Fy vpon hym vntrue knyghte to his lady that soo noble a knyghte as eir Tryatram is shold be foude to his fyret lady fals / la beale lsoud / quene of Cornewaile / But saye ye hym this / said sire Launcelot that of alle knyghtes in the world I loued hyra moost / and had moost ioye of hym / and alle was for his noble dedes / and lette hym wete the loue bitwene hym and me is done for euer / And that I gyue hym warnyng from this daye forth as his mortal enemy"[143]/(“И сказал тогда сэр Ланселот:

-Позор ему, рыцарю, не сохранившему верность своей даме! Могло ли статься, что столь благородный рыцарь, как сэр Тристрам, оказался неверным своей первой даме и возлюбленной, королеве Корнуэлла! Но вот что передайте ему,-сказал сэр Ланселот. –Я изо всех рыцарей на свете всего более любил его и его подвигам радовался,- из-за доблести его и благородства. Объявите же ему, что любви теперь настал конец, и что я шлю ему предупреждение: отныне я его смертельный враг”[144]).

"Непостоянство", в котором Ч.Мурмэн обвиняет Ланселота, является, таким образом, чертой, присущей прежде всего Тристану. Ланселоту недаром предоставлена возможность для проведение подобной критики. Правда, и он изменил Гвиневир с Еленой дочерью Пеллеаса, но сделал это не по доброй воле и не из забывчивости - ни до, ни после встречи с Еленой он не думает ни об одной женщине, кроме королевы Гвиневир. Немаловажен факт, что Елене, желающей обмануть Ланселота, приходится принять облик королевы Гвиневир. Измена Ланселота, таким образом, происходит не в результате сознательного действие а в результате бессилия героя противостоять божественному провидению. И этот грех Ланселота будет искуплен Галахадом, его сыном от Елены, которому суждено было увидеть Святой Грааль. Зато там, где отсутствуют волшебные чары и мистика, Ланселот остается на высоте в своем положении возлюбленного королевы Гвиневир. Юной и прекрасной Елене из Астолата не удается соблазнить Ланселота. Он остается верен королеве. И хотя жертвой неразделенной любви падет при этом дева из Астолата, ладья с телом которой приплывет ко двору Артура, Ланселот получит оправдание, несмотря на то, что он послужил причиной гибели женщины, и оправдание это содержится во взгляде Ланселота на любовь, поддерживаемом и одобряемом самим королем Артуром: