Во всяком случае, уже с самого начала его стихотворение не только не походило на традиционную оду в адрес монархов, но и прямо ей противостояло:

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил

И силе в гордости свободной

Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить,

Стихами жертвуя лишь ей,

Я не рожден царей забавить

Стыдливою музою моей.

Пушкин отталкивается здесь не только от вынужденного «Льстить» царям в своих придворных одах Ломоносова, но и от Державина, который вменил себе в особое достоинство, что в стихах, обращенных к Екатерине II, он дерзнул возгласить о ее «добродетелях» в «забавном русском слоге». Ни риторического, ни «забавного» в только что приведенных строках пушкинского послания нет. Больше того, говоря, что хочет славить только свободу, поэт прямо включает стихотворение в цикл своих запретных стихов, имя прежде всего в виду оду «Вольность», к которой оно по своему тону и примыкает. Но если в «Вольности» автор ставил себе целью «на тронах поразить порок», - здесь он получает радующую его самого возможность воспеть на троне «добродетель». Особенно выразительно гордая концовка стихотворения:

Любовь и тайная Свобода

Внушали сердцу гимн простой,

И неподкупный голос мой

Был эхо русского народа.

Тайная свобода – это эпитет, на первый взгляд не очень ясный, в сущности является ключом к пониманию подлинного смысла всего стихотворения. После победы над Наполеоном и образования по настоянию Александра особого Царства Польского, возглавляемого русским императором, он, желая, по свидетельству современников, всячески расположить к себе новых подданных «даровал» полякам в 1818 году то, в чем упорно оказывал своей стране, - конституцию. 15 марта 1818 года он выступил на открытии польского сейма с напутственной речью, в которой упомянул о своем давнем желании сделать то же и у себя на родине, и о намерении в будущем осуществить это. Но было сказано это в выражениях, обидного для национального чувства русских. Тщетно его основной советчик по международным делам, граф Каподистрия, которого он первый период своего царствования приблизил к себе за его «либеральные» взгляды, а в 1822 году за то же самое (противодействие политике Священного союза) отстранил от дел, умолял его снять эти выражения. Царь настоял на своем.

Это глубоко возмутило членов тайного общества и близкие к ним широкие общественные круги. Негодование еще более возросло, когда стало известно о замыслах царя включить в состав Польши некоторые части России, возможность чего предусматривалась в данной им конституции. В связи с этим и был поставлен Якушкиным вопрос о цареубийстве.

А Пушкин тотчас же остро отозвался на это своим ноэлем «Сказки» («Ура! в Россию скачет Кочующий деспот»). Начинается он с описания приезда Александра 1 в Россию. Царь торжественно вещает о своих подвигах:

«Узнай, народ российский,

Что знает целый мир:

И прусский и австрийский

Я сшил себе мундир

О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;

Меня газетчик прославлял;

Я ел, и пил, и обещал –

И делом не замучен…»

Далее император клянется дать отставку продажным чиновникам и учредить закон вместо произвола:

«И людям я права людей,

По царской милости моей,

Отдам и доброй воли…»

Царевым речам наивно внимал, открыв рот младенец:

От радости в постели

Распрыгалось с дитя:

«Неужто в самом деле».

Неужто не шутя?

А мать ему: «Бай-бай! Закрой свои ты глазки;

Пора уснуть уж наконец

Послушавши, как царь-отец

Рассказывает сказки:…»

Из всех вольных стихотворений Пушкина поэль сразу же получил наиболее шумную популярность. По свидетельству Якушина, «его распевали чуть ли ни на улицах». В этих условиях особо злободневное звучание приобретали и похвалы Пушкина в адрес императрицы. Стихотворение было напечатано в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» - литературным органе «Вольного общества любителей российской словесности», находившемся под идейным воздействие тайного общества, а руководствующую роль в нем играл Федор Глинка. В печати пришлось заменить только слово «свободу славить» на «природу славить».

В «воспоминаниях в Царском Селе» поэт был эхом своих товарищей – лицеистов. Теперь он по существу, первый, задолго до декабря, литературный «Декабрист» - мог с полным правом назвать сой «неподкупный голос» «эхом русского народа», выражением чаяний которого объективно являлись будущие декабристы. Отсюда и неслыханная дотоле «народность» – популярность в самых широких общественных кругах его «возмутительных» политических стихов и эпиграмм. И этот гражданский подвиг Пушкина – поэта был тем значительнее, что в отличие от остальных он совершал его в одиночку.

В это время возникает литературно – театральное общество «Зеленая лампа». Основатель общества был сверстник, и сослуживец Пушкина по коллегии иностранных дел, к которой поэт был причислен по окончании Лицея, представитель петербургской золотой молодежи, богач, кутила и игрок Никита Всеволжский (позднее Пушкин назовет его «лучшим из минутных друзей моей минутной младости»).

Пущин очень не одобрял светской – онегинской – жизни Пушкина после выхода его из Лицея, попыток поэта сблизиться с некоторыми, наиболее блистательными представителями военной, придворно-аристократической знати. Но уже к этому времени ему, как и герою его романа, «наскучил света шум». Года за два до ссылки Пушкина стал все более тяготиться своим столичным бытом – «утехами юности безумной», «неистовыми пирами», «постыдным торгом любви» и «купленным златом восторгом». «Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья», - как бы подводя всему этому безрадостный итог, скажет он в своей первой лицейской годовщине («19 октября», 1825).

Во многом поэт действовал так, что шокировал окружающее его общество. Казалось, он стремился навлечь на себя репрессии властей не просто вызывающим, а, как и его позднейшее признание, столь же неслыханно смелым антиправительственным поведением.

Однажды, рассказывает Пущин, в царскосельский парк забежал сорвавшийся случайно с цепи медвежонок. Со зверем чуть не встретился прогуливающийся царь, но тот был вовремя «истреблен». Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил: «Нашелся один добрый человек, да и тот медведь!» Таким же образом он во всеуслышание в театре кричал: «Теперь самое безопасное время – по Неве идет лед». В переводе: нечего опасаться крепости. Еще один пример исключительно дерзкой «выходки» поэта 13 февраля 1820 года сын наследника французского престола герцог Беррийский («последний из Бурбонов») был заколот парижским рабочим Лувелем, который сказал, что хочет искоренить род Бурбонов, как врагов свободы. Он был казнен. Вскоре в руках оказался литографированный портрет Лувеля, который в начале апреля поэт, тоже в театре, расхаживая по рядам кресел, показывал присутствующим со своей, развивающей основную тему «Вольности» надписью: «Урок царям».

Последствия не замедлили сказаться. К министру внутренних дел поступил донос на Пушкина, а через несколько дней после «выходки» с портретом он был вызван к петербургскому генерал-губернатору Милорадовичу, стоявшему в главе политического сыска.