На протяжении почти полутора веков не ослабляет интерес к событиям лермонтовской эпохи. Да это и неудивительно – и саму эпоху мы теперь называем «золотым веком» русской культуры, и Лермонтов – самый читаемый у нас поэт. И, может быть, именно сейчас мы стоим на пороге новых, больших и интересных открытий в области лермонтоведения. Речь идет прежде всего об «открытиях» в источниковедении, историографии. Ведь само время сейчас таково, что требуется коренной пересмотр многих первоисточников по лермонтовской теме. В забытых архивах нас также ждут свои «археологические находки». И, конечно, необходимо обратиться к тем источникам, что долгие годы были известны нам лишь на иностранных языках. Об одном из таких очень важных документов лермонтовской эпохи мы поговорим подробно.

Эта книга стала уже, пожалуй, легендой в лермонтоведении: А.Оммер де Гелль «Путешествие по Прикаспийским степям и югу России» (Париж, 1860)1. Не так давно автором этих строк был выполнен ее первый полный перевод на русский язык.2

Долгое время к данному источнику относились весьма осторожно. Прежде всего из-за литературной мистификации П.П.Вяземского.3

В 1887 году Павел Петрович Вяземский, сын поэта Петра Андреевича Вяземского, современника М.Ю.Лермонтова, в журнале «Русский архив» опубликовал «Письма и записки» Оммер де Гелль, якобы представлявшие собой перевод глав книги французской путешественницы и описывающие ее встречи с Лермонтовым на Кавказе и в Крыму осенью 1840 года. В 1993 году издательство «Akademia» выпустило полный текст этих дневников. Факт знакомства Лермонтова с Оммер де Гелль был подхвачен биографами поэта (П.А.Висковатый, П.Е.Щеголев).

Причем, публиковавшийся текст «Писем и записок» сопровождался вступительной статьей М.М.Чистяковой, написанной в духе своего времени, где французская путешественница была названа авантюристкой, «крепостницей с кнутом и розгами, циничной куртизанкой» и т.д. Французская сторона незамедлила ответить на подобные «исследования». Один из участников полемики, развернувшейся по этому поводу, Ж Ж. Бруссон, пишет в 1934 году: «Эта О. де Гелль, возможно, что совсем не существовала». Издание же мемуаров, по его мнению, преследовало политическую цель со стороны СССР: большевики-де подсунули этот «отвратительный» текст, чтобы вести свою пропаганду. Как видим, Бруссон даже готов сомневаться в существовании Оммер де Гелль – лица, сведения о котором легко получить, раскрыв соответствующий том «Grand

larjusse».

Показательно, что из чувства патриотизма, французы посоветовали господину Слониму покинуть страну, когда тот выполнил перевод тогда еще «не разоблаченной» мистификации на французский язык. Приятно осознавать, что есть на свете страна, где так рьяно защищают честь каждого своего соотечественника.

У другого участника полемики – Ж.Буланже – справедливое негодование не мешает спокойному констатированию нелепостей в публикации П.П. Вяземского. Буланже негодует на то, что Адель называет французских графов, игнорируя частицу «де». Обращается также внимание на то, что Ксавье Оммер, муж Адель, в 1839 году был пожалован Николаем 1 орденом Владимира за открытие железной руды на берегах Днепра, после чего присоединил к своей фамилии имя де Гелль, принадлежавшее его матери и идущее от древней Эльзасской ветви. Поэтому письма А.Оммер де Гелль, взятые из архива П.П. Вяземского за 1833 год и адресованные якобы ее подруге, где она пишет: «Мой жених носит аристократическую фамилию Оммер де Гелль», невозможно признать подлинными. Письма и записки уже в 1934 году действительно были отнесены к жанру литературной мистификации, а их подлинным автором назван сам П.П.Вяземский.

Но, хотя вопрос о литературной мистификации П.П.Вяземского был решен документально «окончательно и бесповоротно», споры о возможности встречи Лермонтова с госпожой де Гелль велись до сих пор, тем более, что подлинная книга французской путешественницы полностью не переводилась на русский язык до настоящего времени.

Недавно автором этих строк было получено письмо от старейшего лермонтоведа из Санкт-Петербурга Людмила Назаровой. Она пишет о том, что еще до Второй мировой войны петербургские лермонтоведы мечтали о том, чтобы подлинные путевые записки Оммер де Гелль были опубликованы на русском языке, но как-то ни у кого не дошли руки выполнить эту достаточно трудоемкую работу. Осознавая то, что публикация текстов книги А.Оммер де Гелль – задача крайне актуальная в современном лермонтоведении, автор данной публикации выполнила первый полный перевод книги А.Оммер де Гелль.

И вот сегодня, располагая этим переводом французского издания, мы должны признать книгу французской путешественницы замечательным документом эпохи. Правда, сама А.Оммер де Гелль имя М.Ю.Лермонтова не упоминает на страницах книги ни разу. Так что же, снова нам придется говорить сегодня о том, что сам вопрос «М.Ю.Лермонтов и А.Оммер де Гелль» навеян лишь непонятными фантазиями? Где же кончается миф и начинается реальность?

Посмотрим, каковы основные источники, на основе которых зародилась легенда об отношениях М.Ю.Лермонтова и А.Оммер де Гелль. Их перечислить нетрудно. Это:

1. Мистификация П.П. Вяземского «Лермонтов и г-жа Гомер де Гелль в 1840 году».

2. Свидетельство 1841 года барона Е.И. фон-Майделя об увлечении Лермонтова г-жой А. Оммер де Гелль, известное в пересказе П.К.Мартьянова.

3. Экспромт

Mon cher Michel!

Оставь Adel…,

обнаруженный И.А.Гладыш в 1963 году в Центральном государственном архиве, авторство которого вызывает сомнение, что где все-таки упоминается это имя Adel, ставшее легендой в биографии Лермонтова.

Можно также с большой натяжкой отнести сюда еще два момента: убежденность одного из солиднейших исследователей кавказского периода творческой биографии Лермонтова – Л.П. Семенова в том, что поэт осенью 1840 года ездил тайно от своего начальства в Крым4, где, по утверждению Е.И. фон-Майделя и виделся с французской путешественницей; и смутное упоминание художницы Шаталовой о том, что, изучая подлинники многих рисунков Лермонтова, на одном из них она прочла подпись, сделанную рукой поэта – «Adel».

Надо признать, что все вышеприведенные свидетельства почти мифические: словно кому-то пригрезилось нечто. Но, сквозь призрачный туман четко высветилось имя «Adel».

Неужели вся легенда о последнем увлечении поэта зиждется только на этих весьма сомнительных источниках? (Если, конечно, не брать в расчет до странности схожих по своей образности стихов Лермонтова и госпожи де Гелль). Да ведь это, пожалуй, и не источники вовсе (за исключением свидетельства Майделя), а так… «свободные намеки ». Говоря словами поэта:

Ах, если ты меня поймешь,

Прости свободные намеки;

Пусть истину скрывает ложь:

Что ж делать. – Все мы человеки.

Давайте пойдем методом исключения. Допустим, П. Вяземский никогда не писал своей литературной мистификации. И.А. Гладыш не находила экспромта с именем «Adel». Майдель не делился своими воспоминаниями с Мартьяновым, сам поэт никогда не был в Крыму. Ну а Шаталова… Бог знает, что ей там могло привидеться (тем более, что ее сейчас и критикуют-то именно с этих позиций, не находя подчас более веских аргументов для того, чтобы отринуть все то, что было сделано исследовательницей).