существительное — 39,9% прилагательное—12% причастие—14,8% деепричастие — 4,6% наречие — 2,9% местоимение — 5,5% числительное —1,4% Другие части речи, в том числе глагол— 18,9%

Высокий процент существительных обусловлен предметным, а не динамическим характером научного изложения. Наука прежде всего трактует и объясняет суть вещей, предметов и явлений, для чего нужны су­ществительные — имена этих вещей. Роль же глаголав сводится к функции связи, соединения понятий.

Сравнительно большое количество прилагатель­ных объясняется задачами описания, характеристики, важными в научном стиле. Например, А. Е. Ферсман в книге “Занимательная минералогия” приводит множес­тво оттенков зеленого цвета, в которые бывают окра­шены камни: бирюзово-зеленый, бутылочно-зеленый золотисто-зеленый, изумрудно-зеленый, оливково-зеленый, травяно-зеленый, яблочно-зеленый, бледно-зеле­ный, голубовато-зеленый, грязно-зеленый, густо-зеле­ный, сыровато-зеленый, синевато-зеленый, ярко-зеленый и др.

Интересная морфологическая особенность научной речи—использование во множественном ч и с л е абстрактных и вещественных существительных. Слова глина, сталь, смола спирт и другие вещественные существительные \о всех стилях, кроме научного, не имеют множественно­го числа. В научной же речи они приобретают во мно­жественном числе значение вида или сорта. Если мы скажем: Наша область богата глиной, это означав что в области большие запасы глины. Фраза же Наша области богата глинами говорит о разных сортах, ви­дах глины. Такое же значение (“сорт, вид”) имеет спирты, смолы, стали.

Резко изменяется во множественном числе и значе­ние отвлеченных существительных. Так, мощность — это величина, которой определяется количество энер­гии, развиваемой двигателем, например: Мощность мотора — 100 лошадиных сил. Во множественном числе это существительное приобретает конкретное зна­чение, оно обозначает конкретные производственное объекты! — заводы, машины и т. п. Например: Введет в действие новые энергетические мощности.

Точно так же емкость — это способность вме­щать и себя что-либо, например: Емкость сосуда —

1,5 л. Во множественном числе в научно-техничес­кой речи слово обозначает не вместимость, а сами конкретные предметы, служащие вместилищем для жидких или сыпучих тел. Например: Нам нужны емкости для сыпучих продуктов.

Единственное число существительных, обозначаю­щих единичные считаемые предметы, обычно служит для выражения обобщенного понятия: Далее в глубь материка преобладают дуб и граб (Л. С. Берг).

Почему автор написал дуб и граб, а не дубы и грабы?

Дело в том, что формы множественного числа кон­кретны по значению, указывают на отдельные считае­мые предметы. Автору же важно было выразиться обобщенно, указать на породу дерева, класс деревьев, а не на множество конкретных дубов и грабов.

Ср. также: Береза относится к породе светолюби­вых. Единственное число подчеркивает: береза вооб­ще, любая береза.

Значительными особенностями отличается с и н-таксис научной речи. Необходимость дока­зывать, аргументировать высказываемые мысли, об­наруживать причины и следствия анализируемых явлений ведет к преимущественному употреблению сложных предложений, а среди типов сложного предло­жения преобладает сложноподчиненное как наиболее емкая и характерная для научной речи языковая фор­ма. Например, в исследовании по эстетике читаем:

Особое и неповторимое своеобразие музы­ки среди других, видов искусства определяется тем, что, стремясь, как и каждый вид искусст­ва, к наиболее широкому и всестороннему ох­вату действительности и ее эстетической оцен­ке, она осуществляет это, непосредственно обращаясь к духовной содержательности мира человеческих переживаний, которые она с не­обычайной силой активизирует в своем слуша­теле.

Синтаксические построения в научной речи гораздо сложнее, чем в художественной прозе. Статистичес­кие подсчеты показали, что в романах Гончарова, Тур­генева, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Дос­тоевского, Лескова и Толстого (в авторском повество­вании) сложные предложения составляют половину всех предложений (50,7%), а в научных работах того же периода — почти три четверти (73,8%). При этом средняя длина сложного предложения в художествен­ной прозе — 23,9 слова, а в научной прозе — 33,5 слова.

Для научного изложения характерна в целом неличная манера. В начале века научное повествование было близко к простому рассказу о событии. Автор нередко вел изложение от 1-го лица, расска­зывал о своем состоянии, чувствах, например: “Я занимаюсь наблюдением над этими животными много лет, мой глаз очень изощрился, поэтому в способности к видеть там, где огромное большинство не заметит к даже тогда, когда на место нахождения паука обра­щено внимание наблюдателя” (Вл. Вагнер).

Для современной научной речи такая манера не характерна. Чувства, переживания исследователя остаются за пределами научного текста. Авторское “я”, как правило, исключается, его заменяет более скром­ное и объективное авторское “мы”, означающее “мы с вами”, “я и аудитория”:

Длительный звук мы называем музыкальным. Итак, мы имеет теорему-Значение личного местоимения мы здесь настоль­ко ослаблено, что оно вполне может быть исключе­но: мы называем — называется, имеем теорему — имеется теорема.

Таким образом, современную научную речь отли­чает неличная манера изложения.

Однако неверно было бы думать, как это неред­ко случается, что язык науки сух, невыразителен, что он не представляет интереса для стилиста и стилистики. Конечно, главное для ученого — точно и ясно изложить свои мысли. Великий физик Альберт Эйнштейн писал в предисловии к общедоступному изложению теории относительности: “Автор прило­жил много усилий для того, чтобы достигнуть по возможности более ясного и простого изложения ос­новных мыслей в той последовательности и связи, в какой они фактически возникли. В интересах яснос­ти оказались неизбежными повторения; пришлось отказаться от стремления к изящности изложения; я твердо придерживался рецепта гениального теоре­тика Л. Больцмана — оставить изящество портным и сапожникам”.

И все же языку науки присущи если не изящест­во, то выразительность и красота. И они заключа­ются не во внешних словесных украшениях — ярких метафорах, броских эпитетах, в разнообразных ри­торических упражнениях. Красота и выразитель­ность языка научной прозы — в краткости и точности выражения мысли при информативной максимальной насыщенности сло­ва, в энергии мысли. Вот как пишет об этом совре­менный ученый профессор Г. П. Лыщинский: “В те­чение столетий, взаимодействуя с мощной стихией русского языка, наука сумела выработать велико­лепный собственный язык - точный, как сама наука, и лаконичный, звонкий, выразительный. Я читаю, например: детерминированная система, квазиупру­гое тело, электромашинный усилитель, — и каждое такое словосочетание дает мне, специалисту, уди­вительно многостороннюю и удивительно сжатую характеристику предмета, явления, устройства. Мне кажется, по своей емкости и, если хотите, изя­ществу язык подлинной науки близок к языку поэти­ческому, и, надо полагать, не случайно современная поэзия столь охотно допускает на свои страницы терминологию из научного лексикона. Поэтов, не­сомненно, привлекают точность и лаконичность языка науки. Меня, представьте себе, не шокирует, а только радует, когда слова из арсенала ученых про­скальзывают в быт, обогащая и своеобразно укра­шая повседневную речь второй половины XX столе­тия. Не скрою, мне приятно, когда институтский хозяйственник является ко мне с вопросом об алго­ритме летних работ”.