Рыцарство способствовало также сохранению вассальной верности и простоты, что, конечно, красило душу человека; в то время одно слово считалось нерушимым залогом в самых важных договорах.

Ложь и вероломство считались между рыцарями самыми гнусными преступлениями; они были заклеймены презрением.

Блестящие подвиги, совершаемые рыцарями, заслужили им самые почетные отличия. Им давали разные титулы; рыцари имели право восседать за одним столом с королями; только они одни имели право носить копья, броню, золоченые шпоры, двойные кольчуги, золото, шлемы, горностаевые и беличьи меха, бархат, красное сукно и ставить флюгера на своих башнях.

Рыцаря узнавали издали по его вооружению. При его появлении перед ним опускались мосты замков, ограды ристалищ. Везде ему оказывали любезный, почтительный прием.

Как уже говорилось ранее, некоторые писатели-историки относят происхождение рыцарства к более ранним векам. Одним из таких писателей можно назвать Франко Кардини, автора книги “Истоки средневекового рыцарства”.

В развитом средневековье статус рыцаря предполагал благородное происхождение (на более раннем этапе в число рыцарей проникали и представители низших, зависимых слоев населения; Ф.Кардини, однако, как представляется, преувеличивает возможность такого продвижения вверх), включение в систему сеньориально-вассальных связей и профессиональное занятие военным делом. Первоначально рыцарство было светским воинством, идеалы которого во многом противостояли официальной церковной морали, но постепенно церковь усиливала свое влияние на рыцарство, все активней использовала его для защиты своих интересов. Рыцарство, включавшее феодалов разного ранга – от королей и герцогов до обедневших странствующих рыцарей, которых с 12 века становилось все больше,- было привилегированной социальной кастой. Сами рыцари считали себя “цветом мира”, высшим слоем общества. Итак, связь рыцарства с “классическим” средневековьем не подлежит сомнению. Ф.Кардини же посвящает свое исследование сюжетам, зачастую не только “досредневековым”, но даже “доантичным”.

Ф.Кардини считает, что рыцарство было порождено целым комплексом факторов и сил общественного развития, относящихся не только к собственно экономической сфере, но к области духовной жизни, в частности религии и этике, к технике, к военному делу и др. В 410 г. произойдет жестокое разграбление Рима готами, предводительствуемыми Аларихом. Конница варваров докажет свое неоспоримое превосходство над регулярными войсками римлян, основу которых составляли пехотинцы. Именно при Адрианополе станет очевидным, что военном отношении будущее за хорошо обученным конным воином. И именно в этом смысле Адрианополь можно считать началом непосредственной истории рыцарства, однако корни его сокрыты в глубинах времени: в истории техники, сакральных представлениях и культах Древнего Египта, Сирии, Персии, а шире – восточных народов. С азиатского Востока, считает Ф.Кардини, явились не только полчища искусных и бесстрашных всадников, повергшие в ужас и трепет жителей Европы, но вместе с ними был занесен как некий прекрасный социальный и культурный идеал образ воителя верхом на коне, защитника людей и повергателя чудовищ, оказавшийся исключительно важным для становления рыцарства и, более того, средневекового христианства и средневекового менталитета вообще.

Ф.Кардини характеризует рыцарство прежде всего как слой воинов-защитников, лишь много позднее трансформировавшийся в довольно широкую и неоднородную внутри социальную группу с определенным набором общественных функций, обязательств и прав. Он считает, что германцы были прямыми наследниками военно-кавалерийской техники и искусства иранских племен. Этот ирано-германский комплекс стал своеобразным фундаментом для развития конного воинства Европы, а в дальнейшем и средневекового рыцарства. Особую роль в его распространении сыграли готы, которые во многом определяли судьбу европейской цивилизации в раннем средневековье.

В некоторых научных работах встречаются утверждения, что предположение, будто эпоха рыцарства берет начало в 4 веке, и прежде всего с Адрианополя,- это довольно опасное заблуждение.

Те же исследователи, которые решительно заявляют, что говорить о начале средневекового рыцарства до наступления эпохи Меровингов-Каролингов [Меровинги – первая королевская династия во Франкском государстве, правившая до конца 5 века до 751 года, когда ее сменила династия Каролингов] не имеет никакого смысла, вдруг начинают испытывать потребность всмотреться в даль времен и посвятить немало интереснейших наблюдений военно-технической предыстории рыцарства, обратиться к археологии, культуре народов степи и древнейшим этапам развития конного воинства. При этом они, правда, подчас проявляют склонность более подчеркивать то, что отличает их от западных “преемников”, чем то, что их объединяет.

Адрианополь стал той каплей, которая переполнила кубок, наполненный до краев несчастьями. И в этом смысле он – мера целой эпохи. В этом же самом смысле он и по сей день остается точкой отсчета в размышлениях историка, чья цель исследовать не столько непосредственный процесс возникновения, сколько истоки и корни средневекового рыцарства.

Для своего времени рыцарь был необычайно надежно вооружен. Это воин, обладающий авторитетом, который он снискал себе благодаря отличной воинской выучке и тому, что принадлежал к группе избранных. Конный воин символизировал героико-сакральные ценности, связанные прежде всего с победой над силами зла, а также с целым комплексом верований, относящихся к потустороннему миру, путешествию в царство мертвых и бессмертию души.

Постепенно перед нашим взором раскрывается “теневая сторона”, таинственный и тревожный смысл корней явления, которое позднее нарекут “средневековый рыцарь”. Нам привычно видеть его возникающим из глубин железного века “варварских” нашествий и набегов. Мы как бы уже заранее согласны с тем, что неотделимо от представлений о нем: преклонение перед его мощью, красотой, чуть ли не религиозный трепет при виде его великолепия, при звоне его оружия и доспехов, преклонение безоружного и нищенствующего населения, вынужденного трудиться на полях. Сколь ни романтичны подобные представления, тем не менее они отвечают действительности. И не только по той причине, что воин, восседающий верхом на коне и закованный в железные латы, уже сам по себе вершина могущества в эпоху жалкого существования живущих впроголодь людей и скота, дефицита металла. Но также и потому, что он олицетворяет древние, но все еще хранимые памятью мифы, насилие, свершавшееся еще вчера, сегодняшние чудеса и вселяющие в души страх религиозные видения.

Ф.Кардини считает, что “ветер степей шумит в ветвях древа средневекового рыцарства”.

На страницах своей книги Ф.Кардини попытался дать ответ на вопрос, поставленный однажды неким пытливым ученым: почему средневековый рыцарь представляется нам сегодня существом более прекрасным, нежели служащий банка? Попытался он ответить и на другой вопрос, который задал сам себе: почему средневековый рыцарь в нашем понимании страшнее современного танкиста или летчика-истребителя? Оценка “прекрасного” и “ужасного” имела свои особые причины, коренящиеся в учении об архетипах.