Что же произошло? Почему так круто стал меняться курс в вопросах социалистического переустройства деревни? Как известно, Сталин назвал 1929 год «годом великого перелома». Что это значило на деле?

Применительно к 1929 году говорить о «великом переломе» можно лишь в одном смысле: Сталин впервые получил возможность навязывать партии, стране свои собственные оценки, взгляды, методы, политические решения. С наибольшей наглядностью и наиболее тяжелыми последствиями такой «перелом» появился в политике коллективизации.

Безоглядное форсирование коллективизации, нараставшее осенью 1929 года изо дня в день, отражало позицию Сталина и его ближайшего окружения (Молотова, Кагановича и др.). В основе этой позиции лежало пренебрежение к настроениям крестьянства, его неготовности, нежеланию отказаться от собственного мелкого хозяйства, игнорирование ленинских принципов, партийных решений о недопустимости и пагубности торопливости и насилия при кооперировании деревни.

В этих условиях обсуждение задач дальнейшего развития колхозного строительства на пленуме ЦК ВКП (б), который состоялся в ноябре того же года, проходило в однозначном плане. В решениях пленума признавались серьезные трудности в процессе коллективизации, связанные с низким уровнем технической базы, слабой организованностью и низкой производительностью труда в колхозах, острым недостатком подготовленных кадров. Однако в резолюции пленума говорилось: «Колхозное движение ставит уже задачу сплошной коллективизации перед отдельными областями».[4]

5 января 1930 года было принято постановление ЦК ВКП (б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», в котором зерновые районы были разграничены на две зоны по срокам завершения коллективизации. Но эти сроки в результате внесенных Сталиным поправок были резко сокращены. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию осенью 1930 года или во всяком случае весной 1931, а остальные зерновые районы – осенью 1931 года или во всяком случае весной 1932. из постановления оказались исключенными положения о степени обобществления скота и инвентаря, о порядке образования неделимых фондов и т.д. Не было дано рекомендаций по этим вопросам и в Примерном уставе сельскохозяйственной артели, опубликованном к тому же с большим опозданием – только в феврале 1930 года.

Под сильнейшим нажимом сверху выносились решения завершить коллективизацию в течение весенней посевной компании 1930 года. Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом, угрозами, демагогическими обещаниями. Раскулачивать стали не только кулаков, но и середняков – тех, кто еще не хотел вступать в колхозы. Грубейшие извращения допускались при обобществлении средств производства. ТОЗы в административном порядке переводились на уставы артелей и коммун. В артелях добивались максимального обобществления хозяйства, включая не только единственную корову, но даже и последнюю курицу.

Уровень коллективизации стремительно повышался: к началу января 1930 года в колхозах числилось свыше 20 процентов крестьянских хозяйств, к началу марта – свыше 50 процентов. Конечно, среди них было немало «дутых», значившихся лишь на бумаге. Нереальность директив, угрозы за их неисполнение, парадная шумиха толкали многих местных работников на путь очковтирательства (именно со времен коллективизации оно стало непременным элементом всякого рода отчетов, докладов, рапортов). Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство и открытые протесты крестьян, вплоть до антисоветских вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 года их было зарегистрировано 1678 на территории СССР без Украины. С учетом данных по Украине число антиколхозных восстаний окажется намного больше двух тысяч. Росли случаи расправ над коммунистами и колхозными активистами. Истребление скота приобрело массовый характер и наблюдалось уже повсеместно.

Неверно было бы отрицать наличие в это время в деревне сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Они были представлены беднотой и сознательной частью середнячества. Без их активной поддержки ни коллективизация, ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия, который ворвался в деревню зимой 1929-30 года.

В конце концов, под давлением обстоятельств сталинскому руководству пришлось принимать срочные меры. Следует заметить, что о происходившем в деревне на первом этапе сплошной коллективизации, разумеется, знали все, включая и Сталина и его непосредственное окружение. Не говоря уже о сообщениях по обычным каналам партийной и государственной информации, известно, что за осень и зиму на имя Сталина и Калинина из деревни поступило около 90 тысяч писем с жалобами и протестами, с описанием творившихся безобразий. И, тем не менее, нажим на местные организации продолжал нарастать.

Только во второй половине февраля 1930 года ЦК партии дал директивы о ликвидации спешки при организации колхозов и прекращении раскулачивания там, где сплошная коллективизация еще не началась, о необходимости учета местных условий в национальных республиках.

В марте-апреле 1930 года ЦК ВКП (б) принял ряд важных документов, направленных на преодолений извращений в коллективизации и нормализацию общей обстановки в деревне. Исчезли «бумажные» и насильственно созданные колхозы. Уже к августу этого же года, когда прекратился выход крестьян из хозяйств, колхозы объединяли 21,4 процента крестьянских хозяйств.

А с осени началась новая волна нажима, связанная с хлебозаготовками и дальнейшим развертыванием сплошной коллективизации. На решении этих задач вновь сосредоточились все сила партийных, государственных и общественных организаций. Возрастали масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве. Уровень механизации тяговой силы, не достигавший в 1928 году и двух процентов, в 1932 году поднялся до 19,6 процента. (при этом нужно учесть и сокращение почти вдвое поголовья лошадей за те же пять лет). Был упорядочен процесс обобществления крестьянских средств производства, хотя «недоразумения» с крестьянкой из-за коровы еще продолжались. Только в марте 1932 года было принято постановление ЦК, которое обязало местные организации не только прекратить принудительное обобществление скота, но и помочь колхозникам в обзаведении скотом.

IV. РАСКУЛАЧИВАНИЕ

Раскулачивание, проведенное в ходе сплошной коллективизации, представляло собой один из самых трагических фактов в разыгравшейся тогда деревенской драме. В системе сталинских стереотипов оно изображалось как классический образец ликвидации эксплуататорского класса, осуществленного в ходе социалистического преобразования.

Само слово «раскулачивание» родилось в годы революции и гражданской войны, то есть в условиях резкого обострения классовой борьбы, открытых вооруженных столкновений, когда враждующие стороны доходили до полной ликвидации хозяйства и имущества противника и даже до его физического истребления. Прямая и насильственная экспроприация средств производства в кулацких хозяйствах и стала называться «раскулачиванием».