Это были выбранные им самим красивые женщины, на обязанности которых лежало обмывание хилого царского тела теплой водой и обтирание его душистым маслом. Во время обмывания царь сидел на табурете, сбросив с себя всякие покровы. Иногда он при этом ложился, и тогда получалось полное впечатление обряда обмывания покойника.

За обмыванием следовало облачение, во время которого Иоанну тоже прислуживали женщины.

Несмотря на видимую дряхлость, царь в это время ревностно занимался государственными делами. По его приказанию был основан город Уфа, все многочисленное население башкирских степей признало своим повелителем русского царя и присягнуло ему в верности. Русь росла.

Помимо востока, где граница царства раздвинулась до Сибири, Урала и Астрахани, Иоанн стремился проникнуть и в сторону запада. Война с Ливонией затянулась и обещала мало хорошего. Честолюбивый царь стал мечтать о Польше, поддержкой которой пользовалась Ливония.

В это время в Швеции царствовал полупомешанный Эрик, сын Густава Вазы. Шведский король в жестокостях мало отличался от Иоанна IV, Как все властители, не имеющие ничего общего со своим народом, Эрик дрожал за свой престол и всеми мерами старался искоренять «крамолу». При этом он не щадил никого. Ему донесли, что его брат Иоанн пользуется любовью населения. Этого было достаточно, чтобы заподозрить принца Иоанна в стремлении захватить власть, и его, по приказанию короля, заключили в тюрьму. Иоанн был женат на сестре польского короля, Екатерине, за которую когда-то сватался русский царь. Узнав о заточении принца, Иоанн снарядил в Швецию особое посольство. Царь обещал шведскому королю навеки уступить ему Эстонию с Ревелем, помочь ему в войне против польского короля Сигизмунда и доставить возможность заключить выгодный договор с Данией и Ганзейскими городами. За это он требовал лишь одного: выдачи ему Екатерины. Эрик согласился на эти условия. Возможно, что сумасбродная затея Иоанна удалась бы, но вмешались члены шведского государственного совета. Они приложили все старания к тому, чтобы не допустить русского чрезвычайного посла к Эрику. Воронцов прожил в Стокгольме одиннадцать месяцев, тщетно добиваясь аудиенции у короля. За это время в Швеции был подготовлен государственный переворот. Больного Эрика свергли, и на престол вступил его брат Иоанн, после чего о выдаче Екатерины, конечно, не могло быть и речи.

Русский царь узнал о постигшей его неудаче за несколько дней до возвращения Воронцова. Иоанн, вообще не привыкший сдерживаться, дал полную волю своей ярости. В эти дни даже такие приближенные, как Скуратов, Басманов и другие боялись попадаться ему на глаза. Наконец, ему доложили, что Воронцов вернулся. Иоанн как-то сразу притих. Он велел передать Воронцову, что желает видеть его во дворце на следующее утро.

В обычное время, около десяти часов утра, Воронцов был в приемной палате. Согласно установившемуся обычаю, боярин Воронцов, как названный по личному повелению царя, стал около трона. Вышел царь. Всех удивил его добрый вид. Иоанн весело улыбался, ласково отвечал на поклоны. Усевшись на трон, он обратился к присутствующим с небольшой речью, в которой восхвалял заслуги боярина Воронцова.

— И за те его заслуги,— сказал царь в заключение.— жалуем мы боярина Никиту Воронцова нашим псарем. Седой Воронцов пошатнулся при этих словах.

— Великий Государь! — сказал он дрожащим голосом.— Я верно служил твоему родителю, блаженной памяти государю Василию Иоанновичу. Служил тебе верою и правдою. Не заслужил я твоей немилости. Лучше вели казнить, а в псарях из рода Воронцовых никто не хаживал.

Царь усмехнулся и сказал:

— Ин ладно, боярин Никита. Псарем не хочешь быть, останься в моих палатах. Быть тебе скоморохом. Недаром там год пробыл и с пустыми руками приехал.

По знаку царя принесли усеянное бубенцами шутовское платье. Услышав звон бубенцов, Воронцов выхватил кинжал, бросился в угол приемной палаты и крикнул:

— Не дамся! Убью!

— Не убьешь,— спокойно заметил Иоанн, поднимаясь с трона.— Я тебе сам жалованный кафтан надену.

С этими словами царь направился к Воронцову, стоявшему в углу с занесенной над головой правой рукой, в которой он судорожно сжимал рукоять кинжала. Все замерли в ожидании. Царь медленно приближался к боярину . Воронцов растерянно глядел па него. Когда Иоанн подошел к нему почти вплотную, боярин захохотал и крикнул:

— Так значит ты, Иоанн Васильевич, Воронцовых на поругание отдаешь?! Не быть тому во веки!

И, прежде чем его успели схватить за руки, он размахнулся и вонзил кинжал себе в левый бок. Удар пришелся в сердце. Через секунду на полу лежал труп. Иоанн хрипло рассмеялся и сказал, обращаясь к Скуратову: — Ну, Малюта, тебе работы убыло. А то пришлось бы повозиться с этой падалью.

Тело боярина Воронцова унесли. Прием продолжался.

Иоанн совсем невзлюбил Москву. Почти все время он проводил в Александровской слободе. У него все чаще случались истерические припадки, во время которых он был окончательно невменяем. Тогда от него бежали все. За припадками обычно следовал полный упадок сил, а потом начинались галлюцинации. В один из таких моментов ему показалось, что на позолоченном куполе церкви Александровской слободы сидит утопленная Мария Долгорукая. Это было ночью. Царь немедленно велел провести по куполу черные полосы. В другой раз ему показалось, что на паперти храма стоит замученный князь Вяземский. Полубезумный царь велел поставить вокруг паперти железную ограду, «чтобы не повадно было ходить туда кому не след».

Во дворце Александровской слободы был настоящий гарем. От восточных гаремов он отличался только тем, что находившиеся в нем женщины пользовались широкой свободой. У них не было евнухов, доступ к ним был открыт всем приближенным царя. Сам Иоанн уже пресытился. Придворные одалиски его не удовлетворяли. Он искал развлечений на стороне. Однажды он заехал к своему любимцу, князю Петру Васильчикову. У князя была семнадцатилетняя дочь Анна, славившаяся своей красотой. Царю она очень понравилась и он предложил князю послать дочь во дворец. Гордый Васильчиков отказался. Тогда Иоанн заявил, что он женится на Анне, и на другой день прислал к Васильчикову сватов. Отказать царю было немыслимо. Анна Васильчикова стала женою царя. Неизвестно, кто их венчал, но во всяком случае, царицей Анну не признавал никто. Патриарх и епископы не признали этот брак. Впрочем, Иоанн и сам не добивался такого признания.

С Анной Иоанн прожил всего три месяца. Затем она как-то таинственно скончалась. Всем было объявлено, что она умерла от «грудной болезни», хотя до брака Васильчикова была совершенно здорова. Ее тело тайком, ночью, было вывезено из дворца и отправлено в Суздальский девичий монастырь для погребения. Вообще, этот брак носил очень странный характер. Подняв до себя Анну Васильчикову, Иоанн не приблизил ко двору ни одного из ее родственников, что совершенно противоречило традициям русских царей.

Иоанн не счел нужным проводить прах Анны до могилы. После похорон царь был очень весел.