Любому политику Великобритании, сколь бы велики ни были его заслуги и какой бы блестящей репутацией он ни пользовался, чрезвычайно сложно долго удерживаться у власти в силу специфики самой политической системы этого государства. В силу постоянного наличия мощной оппозиции, использующей малейший промах лидеров, стоящих у власти. В известной мере англичане продолжили и развили традицию системы социального контроля общества над структурами власти, которая существовала в древних Афинах классического периода. Стабильность власти требовала там большого напряжения сил и высочайшего мастерства политиков, что зависело от степени одаренности политического лидера. Он постоянно должен был утверждать свое право на власть.

Литературная деятельность

Дизраэли томился под прессом мучивших его идей преобразования общества на справедливых основах. Романы Дизраэли были тесно связаны с его политикой. В романе Sybil он пишет: “Богатые и бедные – две нации, между которыми нет ни связи, ни сочувствия, которые так же не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как обитатели разных планет, которые по-разному воспитывают детей, питаются разной пищей, учат разным манерам, которые живут по разным законам”. Эту формулу Дизраэли о “двух нациях” в своё время взял на вооружение Энгельс, написавший работу о развитии крупной промышленности, полагая, что именно это обстоятельство ускорило социальное расслоение английского общества на “две нации” (см. К.Маркс и Ф.Энгельс. Избранные письма. Об Англии, Госполитиздат, М., 1952, с. 139).

Сконцентрировав внимание на постановке острых социальных проблем своего времени, Дизраэли считал свои романы своеобразной грамма-тикой фантазии. Ещё в 1833 г. в дневнике он отметил, что и в политике, и в религии не хватает фантазии, в то время как “фантазия управляет миром”. Политик и писатель, он полагал, что фантазия это способ приоб-щения к высшему прозрению, это жизненная программа, поиск идеально-духовного мира. Дизраэлиевская фантазия – это не произвольное “царство воображения”, а весьма действенная интеллектуальная экспансия. Плохо это или хорошо – не имеет значения; но это так. В романе Lord George Betinck (1852) Дизраэли указывает на недостаток фантазии как на причину слабости Роберта Пиля – премьер-министра Великобритании в 1834-35 и 1841-46 г.г. – и его окончательного падения: “Природа соединила в сэре Роберте Пиле много замечательных черт. Такой человек в любых условиях стал бы известен. Но он имел большой недостаток – у него не было фантазии”. Большой человек и отсутствие художнического таланта. Этот упрёк Дизраэли адресует и всей викторианской Англии. Позднее Голсуорси, продолжая мысль Дизраэли, напишет: “Англия с серебряной ложкой во рту! Зубов у неё уже не осталось, чтобы эту ложку удерживать, но духу не хватает расстаться с ложкой! А наши национальные добродетели – выносливость, умение всё принимать с улыбкой, крепкие нервы и отсутствие фантазии” (подчёркнуто нами – Е.З.; Джон Голсуорси. Собр. Соч. Современная комедия, т.3, Изд. “Правда”, М., 1962, с.373).

Когда Дизраэли говорил о роли “фантазии”, он имел в виду прежде всего “гармоническое соединение всех интересов, всех классов, от которых зависит национальное величие”. Так представлял он себе “величие короны”. “Это неправда, что Англией руководят аристократы, - убеждённо писал он. – Англия руководится аристократическим принципом”. Дизраэли был сторонником “феодального социализма”: спасителем “нации” бедняков может быть лишь образованный аристократ. Он верил в сочетание аристократии и меритократии (власть по рождению и власть по заслугам). Евреи, по его мнению, были меритократами – писатель и политик многократно указывал на “достижения еврейского гения”.

Дизраэли разработал порядок взаимодействий между уровнями, при котором аристократы выступают как управляющие, а бедняки как управляемые “отцом”. Бросалось в глаза полное несовпадение содержания мысли с объективной реальностью. Это, однако, не мешало “фантасту” и ортодоксально убеждённому Дизраэли не только искать пути решения социальных проблем, но и влиять на ход социальной жизни людей. Субъективный идеализм (особый мир духовной ориентации) удивительным образом взаимодействовал с успешной практикой, направленной на улучшение условий жизни беднейших слоёв общества. Фантазии Дизраэли в сфере практического разума служили основанием для морального действия. Это были моральные принципы, возвышаю-щие человека над миром. Дизраэли был слишком большим скептиком, чтобы отрицать возможность чего бы то ни было. Практический разум сводился к вопросу: “Что я должен делать?”. Предпринятые им реформы способствовали существенному улучшению положения бедняков. Дизраэли не разделял представление о том, что человеческая натура якобы чисто “экономическая машина”. Он считал, что примат экономики понижает человеческое в человеке. В своём романе Sybil он ратует за упорядочение труда шахтёров и фабричных рабочих, подвергающихся жестокой эксплуатации. Если писателю и политику не удалось в его философской системе и в его политической практике привести форму социального правления в стране в гармонию с дизраэлиевской гипотетической миссией аристократии, то это его неудача, но отнюдь не его дискредитация. Он говорил: “Действие не всегда может принести счастье, но нет счастья без действия”. Автор биографической повести “Жизнь Дизраэли” Андре Моруа в своей книге “Воспоминания” пишет: “Выдающиеся добродетели Дизраэли постоянно напоминали мне, что для преодоления вековых предрассудков еврей обязан быть настолько безукоризнен, насколько позволяет человеческое естество; его честность и надёжность должны быть живым опровержением злопыхательских вымыслов. Сказочная храбрость Дизраэли сломила сопротивление недругов, и он добился всеобщей любви и признания” (цитируется по журналу “Иностранная литература”, N6, 1988). Как говорил американский раввин Леон Харрисон (1866-1928), еврей должен быть золотом, чтобы сойти за серебро.

Если ранее к Дизраэли относились как к чужеземцу: “Что ему Англия и что он Англии?”, то в последние годы его правления всем стало ясно, что Англия была для его фантазий обетованной землёй, Израилем его воображения. Его теоретические положения успокаивают, его художест-венные произведения существуют для того, чтобы не дать успокоиться. Писание романов было для Дизраэли особым методом анализа, “репетицией” политических выступлений. О его фантазиях на тему “феодального социализма” можно сказать словами Аристотеля: “В произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное”. Его романтическая фантазия не строит воздушных замков, она перестраивает в воздушные замки бараки. Дизраэли написал серию романов, которая начинается с Vivian Grey (1826-27) и заканчивается Endymion (1880). В промежутках между этими годами были написаны такие выдающиеся произведения как Tale of Alroy (1833), Coningsby (1844), Sybil; or, The Two Nations (1845), Tancred (1847), Lord George Betinck (1852) и др. Эти книги полны мудрости, оригиналь-ности, знания мира и людей. Они содержат проницательное изучение характеров от повара до кардинала, от агитатора-массовика до импера-тора. Его романы часто вызывают живые ассоциации с произведениями Вольтера и Бальзака. Английские критики отмечают, что манера письма Дизраэли близка реализму Теккерея. Впрочем, в своих пародиях “Романы прославленных сочинителей” (1847) Теккерей, создав язвительную пародию-шарж, выбрал в качестве мишени дизраэлиевский роман “серебряной ложки”, герои которого якобы “так долго сосали серебряную ложку, что, убоявшись деревянной, предпочитают просто встать из-за стола”. (“Современная комедия” Голсуорси – реминисценция наоборот). Между тем романы Дизраэли демонстрируют специфическую позицию автора по отношению к его героям: это диалогическая позиция, утвержда-ющая внутреннюю связь героя, слово которого так же полновесно, как авторское слово. Это герой-идеолог, а не психологический субъект.Само-сознание – это дизраэлиевская доминанта эстетического изображения. Американский литературовед Хенлей в своём эссе не без говорит о том, что в романах Дизраэли “мы наблюдаем переход от героического питья к бриллиантовому критицизму стиля”. Иногда, замечает критик, созданное Дизраэли “похоже на Гейне, иногда на самые сильные работы Проспера Мериме”. (W.E.Henley on Disraeli, Views and Reviews: Essays in Appreciation. New York, 1890, 20-21). Отвлекаясь от ассоциаций Хенлея, заметим попутно, что вся серия романов явственно отражает путь Дизраэли от романтизма Tale of Alroy к реализму Sybil. Дизраэли был политиком, верящим в реальность своих социальных построений. Роман Tale of Alroy написан после поездки автора по странам Ближнего Востока, включая Палестину. Описываются события двенадцатого века: еврейскому герою Давиду Элрою, при всех его мессианских притязаниях, не удаётся создать еврейскую империю, восстановить Иерусалим для евреев. Роман Coningsby свидетельствовал о намерении автора трансформировать партию тори в средство для социальных реформ на пользу всем слоям общества. Он проявлял особое внимание к английским арендаторам – фермерам и фабричным рабочим, к еврейскому люду. Теория “торизма” в этом смысле была беллетристически воплощена в Coningsby. Роман Tancred Дизраэли назвал “художественным вариантом викторианской духовной биографии”. Автор обычно не афишировал свои сионистские схемы в их практическом варианте, но они были всегда с ним. Его воображаемые надежды лелеяли мессианские фигуры. Такой фигурой становится Дэниэль Деронда. В конце романа Дэниэль готовится к отъезду на Ближний Восток, чтобы “восстановить политическое существование еврейского народа, воссоздать его как нацию, дать национальный центр, какой, например, имеют англичане…”. Дизраэли, полагая, что “христианство есть законченный иудаизм”, считал себя самого “недостающей страницей между старым заветом и новым”. Он любил церковные обряды, но оставался в позиции хоть и восхищённого, но стороннего наблюдателя богослужения – и это двусмысленное положение казалось единственно достойным. В своём предисловии 1849-го года к Coningsby он утверждает: “Отстаивая суверенное право Церкви Христовой быть вечным восстановителем человека, автор считает, что пришло время, когда нужно попытаться воздать должное расе, что основала христианство”. Романтический парадокс! Автор подчёркивает: “Евреи дали миру Мойсея, Соломона, Христа – величайшего законодателя, величайшего администратора и величайшего реформатора. Какая ещё раса из бывших или живущих могла бы породить такую троицу?”. Дизраэли считал церковь единственным уцелевшим “еврейским институтом”. “Если бы не церковь, - писал он, - то не знаю, кто бы знал об евреях. Церковь была основана евреями и сохраняла верность своим корням. Она оберегает их историю и литературу, храня их для всех, читая их вслух; благодаря ей в памяти живы общественные деятели евреев, а по миру распространяется их поэзия…”. Филосемитская агитация Дизраэли на континенте Европы успеха не имела. Однако тема наведения мостов между иудаизмом и христианством, иудаизмом и светским миром всегда его волновала.