Восторженное восприятие Львом Толстым идей Руссо даже в молодости, не говоря о зрелом периоде жизни, соседствовало с неустанной потребностью взвесить все за и против, с внутренней полемичностью, и в результате обнаруживалось немало серьезных расхождений.

Л Н. Толстому с юности хорошо были известны как трактаты, так и романы Руссо. В старости о признавался, то с 14 до 20 лет среди произведений, произведших на него впечатление, были и произведения Руссо: “Исповедь” и “Эмиль”- “огромное”, “Новая Элоиза” - “очень большое”. Сохранились философские замечания молодого Толстого (писаны им между 1847 и 1852 годами) на речи Ж.-Ж. Руссо.

При чтении “Эмиля” в 1852 г. Л.Н. Толстой дает такую оценку роману: “Прочел “Profession de foi du Vicairt Savoyard”. - Она наполнена противоречиями, неясными - отвлеченными местами и необыкновенными красотами. Всё, что я почерпнул из неё, это убеждение в не бессмертии души”.

Общее и различное во взглядах Руссо и Толстого становится явным даже при беглом сопоставлении их взглядов.

Так, Льву Толстому близки люди, живущие в согласии с природой, занимающиеся трудовой и серьезной деятельностью, но они менее всего в сознании писателя связаны с руссоистской концепцией “естественного человека”.

Можно увидеть родство между Руссо и Толстого в их трактовке божественного начала мироздания и отношения к нему человека. На это указывает и отрывок из “Исповеди Савойского викария” под названием “Откровение и разум”, помещенный Львом Толстым во II томе “Круга чтения”. Но было бы ошибкой сводить теологию Льва Толстого к постулатам Руссо, они стали лишь одним из многих источников религиозного миросозерцания русского гения. Различие между “естественной религией” Руссо и религией Льва Толстого возрастает с годами; общим остается исходный момент - понимание Бога как разумения жизни и нравственного миропорядка, а человека как существа, верящего в то, что разумно. Но и такой подход приходит к Льву Толстому лишь на рубеже 1870-80-х гг.

Полемично во многих случаях и отношение Льва Толстого к педагогическим идеям великого предшественника. Педагогические разногласия мыслителей очевидны при сопоставлении Толстым своего “метода выводов из наблюдений” с “метафизическим методом” Руссо, то есть методом головным, содержащим в основе ту или иную философскую установку, навязываемую ребенку сверху. “Это история педагогии,- пишет Толстой водной из первых своих педагогических работ, - которую я назову скорее историей образовательных теорий воспитания, есть история стремлений человеческого ума от идеи образования идеального человека к образованию известного человека. Этот ход можно проследить со времени возобновления наук через Лютера, Бако, Руссо, Комениуса, Песталоцци до новейшего времени”. Эмиль у Руссо создан по замыслу воспитателя, трафарет “идеального человека” был применен к вполне конкретной личности, которая в итоге воспитывалась в духе руссоистской религии “естественного человека”.

Среди философов нового времени Руссо принадлежал к числу тех, которые утверждали природную доброту как исходный принцип. “… Природа создала человека счастливым, но общество искажает его и делает несчастным”. “Воспитывая, должно любить воспитуемого, эго не только главное, это главнейшее. И воспитывать человека должно опираясь на собственную природу. Воспитание на лоне природы, вдали от развращающего влияния городской цивилизации, в наибольшей степени способствует развитию природных стремлений и природных чувств”. Первая книга “Эмиля” начинается словами: “Всё выходит хорошим из рук творца, всё вырождается в руках человека”.

Вслед за Руссо, Лев Толстой идеализировал природу ребенка. Оп высказывал убеждение в совершенстве его природы: здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя требованиям “безусловной гармони в о отношении правды, красоты, которые мы носим в себе” Ребенок, родившись, представляет собой первообраз гармонии, правды, красоты и добра”.

Идеализация природы ребенка Льва Толстого вытекала из его теории “свободного воспитания”.

Так же, как и Руссо, Лев Толстой считал, что взрослые воспитывают детей в зависти к их испорочности, стараясь как можно скорее сделать их такими же испорченными, как они сами. Лев Толстой, как и Руссо, придерживался принципа природообразности, считая, что только на “воздухе” между учинеками и учителем устанавливаются новые отношения большей свободы, большей простоты и большего доверия, то есть те самые отношения, которые представлялись ему идеалом того, к чему должна стремиться школа.

Л.Н. Толстой и Руссо расходились в выборе форм организации обучения. Руссо считал, что один человек должен воспитывать одного человека, Толстой же выступал за школьную форму обучения.

Но оба они полагали, что главное “это любовь к детям”. Во главу угла оба педагога ставили интерес ребенка к общению. Руссо и Толстой считали что обучение и воспитание неразделимы, ребенка нужно обучить только одной науке “науке об обязанностях человека”.

В связи с этим очевидно, что Лев Николаевич Толстой, замышляя план одного из своих первых произведений “Четыре эпохи развития”, явно под влиянием “Эмиля” выделил в нем четыре части: Детство, Отрочество, Юность, Молодость.

Определенное влияние оказал Руссо я на Фонвизина. В послед годы жизни, по примеру и под впечатлением Руссо, автора “Исповеди”, Фонвизин начал писать мемуары, которым дал название “Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях”. Они должны были, по словам писателя, состоять из четырех разделов, знаменующих историю его духовного развития: “младенчество”, “юношество”, “совершенный возраст” и “приближающаяся старость”.

2.5 Выводы

Проблема индивидуальности нашла в творчестве Руссо свое крайнее выражение. В понимании и разрешений этой проблемы автор “Юлии или Новой Элоизы” является антиподом классицизма со свойственной этому последнему объективизацией душевных состояний, под знаком которой столь долго развивалась французская философия и французская литература.

Отдельные образцы романа воплощают излюбленные мотивы творческой мысли Руссо. Добродетель, культ природы, “сердечное воображение”, лирическая меланхолия, обостренное внимание к своему собственному “я” и ко всем конфликтам его с самим собою и с окружающей средой, - всем этим с избытком наделены герои “Юлии или Новой Элоизы”. Они - верные ученики Руссо, идеальные выразители его концепции человека, едва ли не предвосхитившие школу воспитания чувств “Эмиля”. В образе Сен-Пре отложилось немало автобиографических черт, вернее тех черт, которые Руссо видел в себе сквозь призму “руссоизма”. “Руссоизм” дан здесь в его “чувствительном” аспекте, в волнениях сердца, в патетике любви и в отчаянии страсти. Другая сторона руссоистской мысли воплощена в образе друга Сен- Пре англичанина Эдуарда Бомстона, который, по поводу несогласия барона д’Этанж на брак его дочери с простым учителем, излагает свои взгляды на сословные предрассудки.

Весь роман в целом представляет собою своеобразную энциклопедию “руссоизма” в художественной форме, временами уступающей место прямому изложению уже известных нам мотивов и тем руссостской мысли. Сен-IIре уезжает в Париж. Он посылает оттуда Юлии пространные письма, наполненные описанием столичной жизни и типично руссоистской критикой цивилизации. Он останавливает свое внимание на положении в парижском обществе женщин, сделавшихся предметом салонного культа, и не упускает случая изложить собственные взгляды на назначение женщины быть матерью семейства, воспитательницей детей и хозяйкой дома.