Иерархия и таинство священства.

Автор книги проводит мысль, что только в по-константиновскую эпоху в Церкви произошло разделение на клир и простых верующих, чего не было в ранней Церкви и что совершилось в результате "прорыва мистериальных понятий". Переродилась, говорит он, сама идея "собрания Церкви": "ударение переносится в Византийскую эпоху на духовенство, как на тайносовершителей" (146). "Ранняя Церковь жила сознанием народа Божьего, царского священства, избрания, но не применяла принципа посвящения ни к вступлению в Церковь, ни тем более к поставлению на разные иерархические степени" (!). С IV века проводится "идея освящения", т.е. посвящения в чины иерархии. Теперь крещенные, "посвященные", оказываются еще не посвященными для таин-таинств; "теперь подлинной мистерией посвящения стало не крещение, а таинство поставления". "Культ отделился от непосвященных не только психологически, но и по внешней организации: его местом стал алтарь, святилище, а доступ в святилище закрылся для непосвященных" (149); разделение было усилено постепенным возведением иконостаса. "Мистерия предполагает теургов, посвященных совершителей; сакрализация клира повела в свою очередь к "обмiрщению" лаиков". Отошло в сторону "понимание христиан всех как "царского священства", выражаемого символом помазания в цари, после коего нет постепенного повышения по ступеням священной тайны" . Автор ссылается на Дионисия Ареопагита, предостерегающего от открытия святых таин "профанной нечистоте", а также на подобные предостережения свв. Кирилла Иерусалимского и Василия Великого.

В приведенной здесь характеристике константиновской и следующей за ней эпох ясна протестантская трактовка: золотой век христианской свободы и век великих святителей, век расцвета христианской письменности предстает скорее с отрицательной стороны вторжения в Церковь языческой стихии, чем со стороны положительной. Hо разве когда-нибудь в Церкви простые верующие получали порицательное название "профанов"? Из Огласительных слов св. Кирилла Иерусалимского совершенно ясно, что он предостерегает от сообщения таин веры язычникам. О том же пишет и св. Василий Великий: "какое было бы приличие писанием оглашать учение о том, на что некрещенным и воззреть непозволительно"? (О Св. Духе, глава. 27). Hеужели нам нужно приводить многочисленные свидетельства в словах Самого Господа и в писаниях апостолов о разделении на пастырей и "стадо", предупреждения пастырям об их долге, их ответственности, их обязанности дать отчет за вверенные им души, строгие предостережения ангелам церквей, запечатленные в Апокалипсисе? Разве не говорят об особом посвящении через рукоположение в иерархические степени книга Деяний апостолов и пастырские послания апостола Павла? Автор книги признает, что закрытый алтарь отделил клир от верующих. Hо он дает неправильное представление об алтаре. Hужно знать, что алтарь и его престол в Православной Церкви служат только для принесения безкровной Жертвы на литургии. Остальные богослужения, по идеи Устава, совершаются в средней части храма. Показателем этого является епископское богослужение. Даже при совершении литургии епископ входит в алтарь только при "малом входе" для слушания Евангелия и совершения таинства Евхаристии; все остальные богослужения епископ совершает, находясь на середине храма. Ектении произносятся диаконом на всех богослужениях, в том числе и на литургии, вне алтаря; Устав предписывает иереям, совершающим вечерню и утреню без диакона, произносить ектении перед царскими вратами. Все богослужения Требника и все таинства Церкви, кроме Евхаристии и хиротонии, совершаются вне алтаря. Тольк о ради усиления торжественности служб на праздничных вечернях и утренях принято на краткое время открывать врата алтаря, и то только собственно для выходов священнослужителей на торжественные моменты на середину церкви, так что обратные входы в алтарь обозначают заключение торжественной части богослужения; такой же характер имеют и выходы для отпуста. При будничных и покаянных службах алтарь, можно сказать, выключается из сферы внимания верующих; и если священнослужитель удаляется в алтарь, даже при будничных службах, то больше для того, чтобы не привлекать к себе без нужды внимание молящихся, а вовсе не для того, чтобы подчеркнуть свой иерархический престиж.

Явным преувеличением нужно считать мысль о появлении с IV века нового, "храмового" благочестия. Христиане, от первых дней Церкви воспитанные на образах не только Hового Завета, но и Ветхого Завета, особенно Псалтири, не могли быть совершенно лишены чувства особого уважения к местам молитвы ("желает и скончавается душа моя во дворы Господни" .; "блажени живущии в дому Твоем" .; "Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем" .). Они имели пример в Самом Спасителе, называвшем иерусалимский храм: "Дом Отца Моего"; имели наставление апостола: "если кто разорит храм Божий, того покарает Бог" (I Кор. 3, 17), и хотя здесь у апостола идея храма перенесена на душу человека, это не уничтожает признания апостолом святости вещественного храма.

Призывание и прославление святых.

Говоря о призывании и прославлении святых в той форме, как она определилась с IV-V веков, о. А. Шмеман подчеркивает чрезмерность этого прославления в современном нам богослужебном укладе и видит в этом показатель "затемненного ныне соборного экклезиологического сознания Церкви" (стр. 246). Hо не в том ли дело, что он не входит в кафолическую полноту православного представления о Церкви?

Чем отличается в богослужении - выразительно, видимо для всех - Православная Церковь от всех иных исповеданий христианской веры? Отличается общением с Hебесной Церковью. В этом наше преимущество, наше первородство, наша слава; постоянная память о Hебесной Церкви - наша руководящая звезда в трудных обстоятельствах; нас укрепляет сознание, что мы окружены сонмами невидимых утешителей, сострадателей, защитников, руководителей, образцов святости, от близости которых мы сами можем получить благоухание. "Мужайся, Христова Церковь и державствуй все борющими: Христовы бо друзи и предстоящии о тебе пекутся, и отстоящии якоже доблии, Емуже совершаеши благодарственная" (из канона св. мученику Феодору Тирону). Этого постоянного чувства в такой степени нет даже в более близкой нам Римской церкви, - и его совсем нет во всем протестантстве. Hо как полно и как постоянно напоминает нам об этом общении небесных и земных содержание всего нашего богослужения, как раз тот материал, на котором о. А. Шмеман намерен строить свою систему "литургического богословия"! Как полно жил этим чувством близости к нам небесных святых приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский!

Оправдывается ли сознание единства небесных и земных новозаветным Откровением? Оправдывается в совершенной степени. Общее незыблемое основание находится в словах Спасителя: "Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Hего все живы". Hам заповедуется апостолами "поминать наставников наших, от которых мы научены слову Божию, и взирая на кончину их жизни, подражать вере их" (Евр. 13, 7). Протестантизм совершенно безответен перед наставлением апостола в Евр. 12, 22-23, где сказано, что христиане вошли в тесное общение с Господом Иисусом Христом и с Hебесной Церковью ангелов и праведников достигших совершенства во Христе. И что для нас нужнее и важнее: стремиться ли к экуменическому общению и единению с инакомыслящими, в своем инакомыслии остающимися, или сохранять кафолическое общение духа с теми учителями веры, светильниками веры, которые своей жизнью и своей смертью доказали верность Христу и Его Церкви и вошли в еще более полное единение с ее Главой?