Цикл рассказов «Морская душа» написан Л. Соболевым в 1942 году. В публицистическом вступлении к циклу писатель создает собирательный образ «морской души». «Морская душа — это решительность, находчивость,— упрямая отвага и непоколебимая стойкость . Морская душа — это огромная любовь к жизни . Морская душа — это стремление к победе . В ней — в отважной, мужественной и гордой морской душе — один из источников победы». А в остальных рассказах цикла этот обобщенный образ конкретизируется в отдельных событиях и судьбах. Авторское повествование немногословно, драматично, возвышенно. История моряка, трагически погибшего в единоборстве с врагами, навсегда оставшаяся в человеческой памяти («Федя с наганом»), сменяется рассказами о трудной битве команды катера с морем («Неотправленная радиограмма»), о яростной схватке обессилевшего советского разведчика с фашистом («Поединок»). Атмосфера легенды кажется в рассказах естественной. Моряк, командующий танком, утюжит вражеские окопы («Привычное дело»). Три краснофлотца, захватив минометную фашистскую батарею, обстреливают из нее фашистские траншеи, хотя к концу боя «один из них — безногий, другой безрукий, а третий перемазан кровью и землей» («И миномет Бил»).

А. Толстого в первую очередь интересовало формирование национального склада русского человека, истоки которого он ищет и в далеком прошлом. Естественно, что в цикле «Рассказы Ивана Сударева» (1942) внимание сосредоточено на историях мужания людей обретения ими своего места в грозных событиях. В первом рассказе «Ночью, в сенях, на сене», представляющем собой родословную Ивана Сударева, главной стала мысль о Родине. Иван Сударев рассказывает, как в одном частном доме он увидел картину средней величины: на ней «лесок, речонка самая, что ни на есть тихая русская, и по берегу тропинка в березовую рощу». Картина открыла герою то, что он не мог выразить словами. Озаренно понял одно: тянет его эта тропиночка, умереть он за нее готов, это — его Родина…

Нравственный климат общества, определяющийся борьбой за жизнь и независимость социалистического государства, не мог не повлиять на литературу. Общественно-исторические события, воздействуя на способы познания действительности, вызывали концентрацию таких признаков, которые до сих пор в них не были ведущими,— эпичность, героичность, лиризм.

Природа эпичности в прозе Отечественной войны была обусловлена слитностью жизни и борьбы отдельного человека с жизнью и борьбой всего народа. События в рассказах и повестях военных лет предстают как живое протекание истории. И социальная активность героев ее творящих, соответствовала тенденции исторического развития. Эпичность была связана с характером героического.

Н Тихонов в начале войны создает цикл «Ленинградских рассказов» (1942), пафосом которых стала мысль: «Нет возраста для героического». В рассказах, драматических, лаконичных, исследуются мгновения в жизни человека, называемые вдохновением подвигом. Это и рассказ о том, как в поединке машиниста паровоза с фашистским летчиком побеждает упорная воля «железный глаз», удивительный и тонкий расчет русского рабочего («Поединок»). И полная самоотречения работа электромонтера Рубахина, исправляющего поврежденную линию под вражеским огнем («Кукушка»). И мужественный поступок фотографа с потонувшего парохода, который, почти захлебываясь в волнах, заставляет отчаявшихся на плоту людей обрести человеческий облик («Люди на плоту»). И взлет нравственных сил слабой девушки, сандружинницы Жени Стасюк, которая повела за собой в атаку дрогнувших солдат («Мгновение») .

Предметом изображения в рассказах второго типа становится блокадная повседневная борьба осажденного Ленинграда: холодные заводские ночи в цехах, где люди делают снаряды («Зимней ночью»), трудовые будни мальчика-подростка, с его жизнестойкостью и самоотверженной готовностью уберечь другого от беды («Я все живу»), каждодневный подвиг девушки, обязанной сообщать в штаб противовоздушной обороны о месте падения бомб («Девушка»), раскрывают самозабвенную работу изнуренных голодом ленинградцев, освобождающих свой город из плена блокады, смерти, снега и льда .

Общие тенденции советской литературы военных лет в изображении мужества и героики советского человека, так или иначе, сказались в каждом значительном произведении большой и малой формы.

Война осмысляется в прозе как школа мужества и страданий, школа любви и ненависти, как величайшее испытание человечности, которое с честью выдержали советские люди.

Тяготение к достоверности в сочетании с широкой обобщенностью изображения составляет силу героических повестей и рассказов военных лет. Писатели в войну искали форму, которая создавала бы впечатление невыдуманности, доподлинности изображаемого. Иллюзия жизненной достоверности нередко создавалась тем, что рассказ велся от имени участников событий, голос автора сливался с голосами героев. Писатели, прежде всего, стремились быть верными «психологии фактов» (Горький).

Война изображается как каждодневный упорный труд с полной отдачей всех сил. В повести К. Симонова «Дни и ночи» (1943—1944) о герое сказано, что он ощущал войну, «как всеобщую кровавую страду». Человек работает — вот его главное занятие на войне, работает до изнеможения, не просто на пределе, а выше всякого предела своих человеческих сил. Человек совершает больше, чем он может. В этом его главный военный подвиг.

Особенности симоновского художественного мышления сказались в сочетании достоверности и психологизма, будничного и высокого, в умении совмещать анализ человеческих привычек с анализом высоких дум. В повести не раз упоминается, что Сабуров «привык к войне», к самому страшному в ней, «к тому, что люди здоровые, разговаривавшие, шутившие с ним только что, через десять минут переставали существовать». Способность героя привыкать, переносить ужасное содержит в себе возможность героического. Исходя из того, что на войне необычное становится обычным, героизм — нормой, исключительное переводится самой жизнью в разряд обыкновенного, Симонов «заземляет» героя Он создает характер сдержанного, несколько сурового, молчаливого человека, ставший популярным в послевоенной литературе.

В нравственном мире Сабурова главным, определяющим его поведение, характер отношения с людьми, является чувство долга, чувство своей ответственности за исход событий.

Мысль о том, что эта война освобождает человека от случайного, наносного, делает его лучше и чище, возникает с первых глав повести Симонова. В ходе повествования она не только не исчезает, но набирает силу, реализуясь в характерах. О Сабурове, например, сказано, что в жизни ему не были чужды «честолюбивые и даже тщеславные мысли, но сейчас, на этой войне . эти мысли у него почти исчезли». Корреспондент из Москвы в разговоре с Сабуровым высказал убеждение, сложившееся за годы войны, что «люди на воине стали проще, чище и умнее. Быть может,— заметил он — они остались, в сущности, теми же самыми, какими были, но хорошее у них выплыло на поверхность оттого, что их перестали судить по многочисленным и неясным критериям . люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, на это у них не оставалось ни времени, ни желания».