Отцы церкви писали о том, как выглядят дьяволы и демоны, чем они питаются. Они считали, что как ангелы, так и демоны обладают телом. При этом некоторые добавляли, что тело демонов плотнее и тяжелее ангельского, став таким после падения с небес. В силу приспособления к земной атмосфере. Зато, сравнительно с телом человеческим, тело демона едва плотно. Однако демон достаточно материален, чтобы иметь вес и тяжестью своей выдавливать следы на сыпучих веществах.

Наличность тела обуславливает наличность физиологических потребностей и отправлений. Будучи телесными, демоны должны питаться. Ориген, Тертуллиан, Афинагор, святой Иоанн Златоуст утверждали, что любимая пища демонов – пар и дым приносимых язычниками жертв. Некоторые раввины добавляли к этому кровь, на которую дьявол бросается всюду, где только может ее достать.64

Немецкая пословица утверждает, что «черт и мух жрет». Чувство вкуса ему, по-видимому, чуждо. В русских и немецких сказках его верно надувают, подсовывая вместо ореха пулю, вместо сыра – камень, и глупый черт всю эту дрянь добросовестно жует, только удивляется, что люди находят в ней хорошего. Индусские демоны Буты представляются воображению какими-то кишечными паразитами, живущими за счет человеческого тела. Получив возможность войти в человека, Бута помещается в нижней части брюха и питается там всеми нечистыми выделениями. В продолжение своего пребывания там, он, расстраивая у человека воображение и обращение соков, является причиной всяких припадков, параличей, временных умопомешательств, взрывов бешенства, судорог и ревматических болей.

Как бы особенной разновидностью, средней между демоном и «злым мертвецом», надо указать чертей-людоедов и трупоедов. Это страшные гулы индусских и арабских сказок. Перелетев с Востока, они, под разными именами, расселились по Европе и хорошо знакомы романо-германскому и славянскому фольклору. Но в европейских поверьях «людоед», «великан», «огр», - обыкновенно – только демоническое существо, вассал дьявола, а не сам дьявол.65

Обмен веществ изнашивает материю. Все телесное должно стареть. В народных поверьях старость знает и дьявол. В раввиническом предании они не только стареют, но и умирают. Русский сказочный черт вполне человеческое существо: он охотно ест и пьет все, что люди, стареет, болеет, умирает, бывает ранен и даже по смерти разлагается. Тело дьявола предполагается человекоподобным, однако, не тождественным человеческому.

По мере того как в народе рос внутренний страх к дьяволу, все страшнее воображалась его наружность. Самый обыкновенный и частый образ Сатаны – высокий изможденный человек, с лицом черным, как сажа, или мертвенно-бледным, необыкновенно худой, с горящими глазами на выкате, всей мрачной фигурой своей выражающий ужасное впечатление призрака.

К числу физических недостатков черта надо отнести, что он хромой, вследствие своего падения с неба. В этом случае, по-видимому, на дьявола перенесена примета древнего арийского мифа о хромом огненном божестве. Хром эллинский Гефест – и по той же причине: «раздраженный Зевс схватил его за ногу и стремительно низвергнул с высокого Олимпа на землю, и вследствие этого падения Гефест повредил ногу». Хромота черта – общеевропейское поверье, сохраняющееся даже на значительных культурных высотах.66 В русских сказках дьявол часто носит имя Анчутки Беспятого (с отшибленной пяткой). Будучи хромым сам, дьявол ищет компаньонов по несчастью и по тому великий охотник портить ноги людям, ему вверяющимся или наоборот, покушающимся на его богатства.

Некоторые богословы утверждают, что у дьявола телесна только внешность, а внутри он пустой, вроде дерева, изъеденного дуплом.67 Иногда животное вытесняет из дьявола человеческое подобие, и тогда является адский зверь, чудовище, зародившееся в мифологических образах Вавилона и Египта, а также на страницах Апокалипсиса и получившее необычайно подробное развитие в видениях средневековых аскетов и дидактически-благочестивых романах.

Дьявол и демоны могут также вызывать болезни, бури, отрывают людей от веры, смущают и обольщают пустынников. Сатана зорко следит за каждым, хотя бы малейшим поводом к грехопадению. Если Бог приставил к каждому человеку ангела-хранителя, то Сатана также приставил демона-искусителя. Неутомимый устроитель всех бед и несчастий человечества: войн, болезней, катастроф всякого рода, - смутитель и отравитель частной жизни, профессиональный мучитель людей Сатана есть великий лжец и обманщик во вселенной. Первая причина зла в мире, неустанный подстрекатель греха и вечный соблазнитель душ, он в то же время оказывается и главным палачом человечества, карающим зло и искупающим грех через справедливое возмездие, которое осуществляется в аду.

Ад, преисподняя [лат. (locus) infernus, «нижнее место», отсюда итал. Inferno, франц. l’Enfer; англ. Hell, «место сокрытия», ср. др. сканд. Hel-Хель], пекло (в славянских языках, например, польском piecto – «смола»), в христианском представлении место вечного наказания отверженных ангелов и душ умерших грешников.

Представление об аде (противопоставляемом раю), имеющее своими предпосылками формирование понятий о дуализме небесного и подземного, светлого и мрачного миров, о душе умершего (резко противопоставляемой телу) – в сочетании с возникновением идеи загробного суда и загробного воздаяния сравнительно позднего происхождения. В канонических ветхозаветных текстах подобные моменты практически отсутствуют. В каноне Нового завета предупреждение об угрозе страшного суда и ада занимает важное место, но детализация адских мучений отсутствует.

Ад определяется как «мука вечная» (25, 46), «тьма внешняя» (8, 12 и др.; по церковно-славянскому «тьма кромешная»). Пребывание в аду – это не вечная жизнь, хотя бы в страдании, но мука вечной смерти. Это не образ пытки, а образ умерщвления. Наиболее устойчивая конкретная черта ада в Новом завете – это упоминание огня, символический характер которого выявлен через очевидную цитатность соответствующих мест: уподобление ада «печи огненной» (Матфей 13, 42) соотносится с контекстом популярных идей о каре, которой были подвергнуты Авраам и гонители трех отроков, а образ ада как «озера огненного и серного» (Апокалипсис 20, 10; 21, 8).

Символика огня получает особенно глубокие измерения, поскольку огнь – это метафора для описания самого бога: Яхве – «огнь поядающий» (Второзаконие 4,24, цитируется в Новом завете – Евр. 12,29); явление духа светлого – «разделяющиеся языки, как бы огненные» (Деяния 2,3); причастие сравнивается в православных молитвах с огнем, очищающем достойных и опаляющих недостойных. Отсюда представление, что нет какого-то особого адского огня, но все тот же огонь и жар бога, который составляет блаженство достойных, но мучительно жжет чуждых ему и холодных жителей ада.

Такое понимание ада не раз возрождалось мистическими писателями средневековья. Однако одновременно создаются чувственно-детализированные картины ада и мучений, рассчитанные на устрашение массового воображения.

Ад рисуется как застенок Божественной юстиции, в которой царствует сатана с бесами (чертями) в роли усердных палачей, как место чувствительных пыток, применяемых за различные категории грехов по некоему потустороннему кодексу: клеветники, грешившие языком, за язык и подвешены; лжесвидетели, таившие в устах ложь, мучимы огнем, наполняющим им рот; ленивцы, которые в неурочное время нежатся в постели, простерты на ложах из огня. Эти подробности в изобилии содержатся в многочисленных апокрифах и «видениях» - от раннехристианского «Апокалипсиса Петра» (начало II в.) и «Апокалипсиса Павла» (различные тексты от II или III в. до V в.) до византийского «Апокалипсиса Анастасии» (XI или XII в.) и так далее.68