Проблема герменевтического круга, сформулированная и в принципе решенная около двухсот лет тому назад немецким филологом и теологом Шляйермахером, может быть сформулирована следующим образом:

Нельзя понять любой фрагмент текста, не понимая текст в целом, но нельзя понять текст в целом, не понимая каждого его фрагмента.

Настоящая статья - попытка переинтерпретации этого утверждения и, таким образом, расширения понятия герменевтического круга.

Первый, изначальный уровень понимания - определение того, что есть как текст, а не как минерал "еврейские письмена" (есть такой камень: по серому, как бы от старости и древности, материалу вкраплены черные крючки и закорючки, очень похожие на иврит) и не обезьяна ли настукала все это в параксизме дарвинизма?

Второй уровень понимания относится к языку и его распознанию. Из тысяч живых и мертвых языков только один родной нам, но даже его мы порой не сразу распознаем, если текст перенасыщен символами, заимствования, переусложнен и перегружен или просто зашифрован в неизвестном нам жаргоне. Мы, обнаружив, например, китайскую грамоту или шумерскую клинопись, на этом уровне понимания останавливаемся и даже не пытаемся продвинуться дальше, оставляя поле боя и понимания специалистам или носителям этих ребусов.

На третьем уровне мы распознаем структуру если не всего текста, то хотя бы каждой сентенции. Уже на втором месяце изучения русского языка, американские студенты вполне уверенно ориентируются в таких фразах как:

Поричные киндаки каниво тарали севастого кобулда.

Они сразу находили подлежащее киндаки (существительное во множественном числе) и его описание поричные (прилагательное во множественном числе), сказуемое тарали (глагол в прошедшем времени множественного числа несовершенного вида) и его описание каниво (наречие), а также объект действия кобулд (существительное мужского рода единственного числа, одушевленное) и его описание севастый (прилагательное мужского рода единственного числа в винительном падеже). Кстати, студенты любят подобного рода сюрпризы: они радуются тому, что могут извлекать вполне рациональную информацию из очевидной чепухи, а, кроме того, это всегда смешно. Еще через пару месяцев они уже сами ваяют нечто:

Каниво тарая севастого кобулда, поричные киндаки перехрувливаются бахистоватыми поразьями.

Так, постепенно постигается и дается нам структура всего текста.

Четвертый уровень понимания - последний перед собственно чтением текста. На этом уровне мы ищем цифры, даты, имена, топонимы и другие маркеры текста, доступные до чтения. Сюда же относятся и поиски когнатов. Охота на когнаты обычно - самая увлекательная затея: она полна ошибок и обознаний. Crisby corpus, например, - это не про тело Христа, а "хорошо прожаренный труп", нечто из рок-культуры. По сути, на каждый когнат имеется ложный когнат. Обидно не тогда, когда когнат не имеет ничего общего с подобны же словом в нашем языке (deboshire в английском языке - проститутка), а когда имеются тончайшие нюансы расхождений (в том же английском stool - обыкновенная табуретка).

Следующие шесть уровней понимания связаны с непосредсвенным чтением и проходятся нами либо параллельно, либо последовательно - это, собственно, не имеет особого значения в процессе чтения как постижения.

Пятый уровень понимания - понимание жанра, в котором написан текст. "Продолжаются лесные пожары в Каракумах, река Колорадо вышла из берегов и затопила огромные территории Аризоны" -- надо обладать хотя бы минимальными географическими познаниями, чтобы не поверить в то, что это - прогноз погоды. Порой не помогает даже подзаголовок, посвященный жанру: пьесы Чехова определяются автором как комедии, а какие это, к шутам, комедии? Тут поневоле вспоминается анекдот:

Двое из публики, наблюдающей на галерке заседание Президиума Верховного Совета СССР, постоянно смеются над каждой фразой выступающего с речью. Наконец, их выводят из зала и арестовывают. Уже в наручниках один другому:

- Я ж говорил тебе, что это Михаил Сергеевич, а ты все: "Михаил Михаилович, Михаил Михаилович!"

Конечно, чаще всех сами авторы текстов ошибаются в жанре написанного ими, но и читателю понять жанр порой нелегко. Особенно, если это - эклектика, новый жанр или безжанровое произведение, какая-нибудь телефонная книга либо сборник стихов Егора Исаева.

Следующим, седьмым уровнем понимания является понимание содержания. Если у нас есть цель - мы схватываем содержание даже при беглом чтении - вот почему ученые так много и плодотворно читают: они умеют читать целенаправлено и не утруждают себя ни логикой авторского размышления (в отличие от философов и математиков), ни тем более стилистикой. В той или иной мере, но все ученые - морфологи, ценящие в тексте лишь материал содержания.

На восьмом уровне понимаются смыслы. Повидимому, это - самый мощный и, безусловно, важнейший уровень. Читая ландшафт как текст, историк улавливает в нем исторические смыслы, геолог - геологические, художник - художественные, военный видит перед собой топографическую карту с возможной дислокацией войск, зонами обстрела и бомбометания.

Девятый уровень синтезирует понимание смысла и содержания до понимания значения и статуса текста. Девятого уровня пытаются добиться все учителя, неважно чему они учат. Их понимание - уровень буквального и дословного понимания. Чего бы при этом эти учителя не декларировали о свободе мышления и понимания обучаемых, тайно и явно они навязывают собственное понимание как тотально правильное и единственное.

Надо покинуть и вознестись над позицией учителя, чтобы достичь десятого уровня - уровня культуросообразных значений, контекста и подтекста. Когда Масяня говорит "Стопудово!", то, конечно, это можно понимать как "весомо", "сорок-сороков-футово", а также в тоннах, барелях и бушелях, но поколение Масяни на генетитческом уровне помнит, что урожай в 16 ц\га - сладчайшая мечта советского сельского хозяйства. Мы ведь почти достигли этой стопудовости и до сих пор еще не расстались с надеждой на сев ранних колосовых, ударные хлебозаготовки и построение в одном отдельно взятом хозяйстве.

Наконец, понимание чтения заканчивается пониманием того, что находится между строк. На этом уровне мы обычно и останавливаемся, достигая авторского уровня, сравниваясь с ним, что заставляет многих писателей, поэтов, вообще, создателей текстов, зудеть о пошлости читательского понимания. Но именно на этом уровне, по мнению Коллингвуда, и возникает собственно текст.

И, встав вровень с автором, достигнув его вершин или глубин, мы получаем единственный шанс вступить на одиннадцатый уровень понимания - на уровень интерпретации текста. Интерпрететация текста - это понимание и выражение того, что автор не сказал, не смог сказать, недосказал. Интерпретация - недосказанная автором часть текста. Иногда эта часть - коротенькая реплика (девушка, выходя с премьеры пырьевских "Братьев Карамазовых": "Я думала, что будет детектив, а это просто любовная история"), иногда - нечто большее, чем сам текст.