2 тип. Пассивное сопротивление

По сравнению с первым типом совладания с ситуацией жестокого обращения, пострадавшие от него не могут и не умеют активно сопротивляться. Зато у них проявляется весь спектр пассивного сопротивления, пассивного протеста: от плача и истерики с попытками самозащиты в случае физического насилия до уже выше названных психосоматических реакций: усиление заикания, невротические тики, энурез, энкопрез и т.д. [23, с.44].

Им же свойственны реакции по типу смещения своих отрицательных переживаний в связи с жестоким обращением на младших, слабых и близких людей. При очередных случаях насилия они быстро теряются, вплоть до потери полного самообладания, импульсивно ищут поддержку. В такие моменты они напоминают детей значительно более младшего возраста, переживающих беспомощность. Если они ее сразу же не находят, теряются еще больше и перестают доверять своей прежней «команде поддержки». Причем делают они это в отношении тех лиц, которые искренне хотят им помочь. В результате этим часто отталкивают этих людей от себя. Если же поддержка есть, то они пытаются манипулировать ими, что в итоге также отталкивает последних от них [5, с.57].

Опасность такого незрелого сопротивления состоит еще и в том, что эти пострадавшие переносят свои тревожные ожидания очередной агрессивной атаки не только на обидчиков, которые в определенное время не имеют против них каких-либо дурных намерений, но и на нейтральных и даже на дружественных им людей. Этим детям очень тяжело не вовлекаться эмоционально в очередную агрессивную ситуацию. Порой это вовлечение «выбивает» их на несколько часов (уроков) или даже дней. В такие периоды они практически не работоспособны и не контактны. Чрезвычайная обидчивость, плаксивость, истеричность и, наконец, озлобленность – вот те преобладающие эмоции, которые переживаются этими детьми, делают их несчастными и раздражают окружающих. Гипертрофированная жалость к себе в такие периоды может блокировать другие эмоции, в том числе и положительные. Искренние попытки взрослых и товарищей как-то их подбодрить, развеселить натыкаются на новые волны обиженного брюзжания. Анализ ситуации, связанной с насилием в свой адрес, проводимый такими детьми и подростками, часто приводит к двум серьезным негативным выводам:

1. «Все происходящее со мной полностью связано только с обидчиками. У меня каких-либо изъянов нет».

2. «Все чрезвычайно плохо, а будет еще хуже». То есть здесь речь идет о формировании так называемого катастрофического мышления, которое в дальнейшем может привести к переживанию безнадежности [23, c.56].

3 тип. Отказ от сопротивления

Этот тип совладания детей и подростков с насилием оказался неоднородным. В нем представляется возможным выделить два относительно самостоятельных подтипа [23, c.57].

1. Преимущественно фиксированный на проблеме тип реагирования.

Отказ от сопротивления у этих пострадавших связан, в первую очередь, с их фиксацией на «потенциальной неразрешенности» самой травматической ситуации. Отказ от борьбы у таких несовершеннолетних, как правило, наступает на ранних этапах насилия. Реже отказ является результатом длительного и неуспешного сопротивления. Таким пострадавшим обычно свойственны: низкая самооценка, несовершенная «Я-концепция», склонность к пессимистическому восприятию действительности, личностная тревожность, сочетающаяся с переживанием беспомощности. Парадоксальным образом самые близкие люди этих детей сами пассивно сопереживают происходящее с ними. Они свою несостоятельность мотивируют опасениями ухудшить ситуацию буллинга и тем самым фактически отказываются от защиты своих детей. Аналогичная ситуация складывается и в учебных коллективах: дети и подростки считают, что педагоги их не выслушают и не помогут, одноклассники же еще и создадут новые проблемы. Переживание одиночества, которое часто реально существует для этих детей, в сочетании с их постоянными страхами и сомнениями в отношении целесообразности сопротивления, достаточно рано приводит пострадавших к сознанию безнадежности защиты себя от насилия. Переживания депрессивного спектра окончательно оформляют палитру чувств, присущую таким детям. По мере продолжения насильственных эксцессов в их адрес, эти депрессивные проявления становятся все более глубокими. Наконец, наступает такой момент, когда визуально эта категория переживающих травлю детей начинает выглядеть, как рано состарившиеся, пережившие горе взрослые люди. Именно в этот период они становятся особенно суицидоопасными, начиная в жестоком обращении винить только себя [19, c.83].

2. Отрицание жестокого обращения.

Здесь речь идет о детях и подростках, которые фактически отрицают творимое в их адрес насилие. Причем достигают они это путем классических механизмов психологической защиты: отрицания, вытеснения и рационализации. В первом случае дети отрицают – не воспринимают очевидное. Во втором случае пытаются быстро «забывать» очередной эпизод издевательства над ними. Наконец, в третьем случае они пытаются оправдать «необычное» отношение в свой адрес какими-то собственными «поводами» для ответной агрессии или вообще интерпретировать жестокое обращение как нормативное поведение. Внешне эти дети выглядят как благодушные, «весельчаки», ведут себя так, как будто бы ничего с ними не происходит. Насилие в свой адрес они пытаются для окружающих перевести в шутку, в «обычную школьную возню», в крайнем случае, в недоразумение. Они категорически отрицают свою проблему как перед детьми, так и перед взрослыми – родителями и учителями. Однако более глубокое и доверительное обсуждение их ситуации снимает их личностную защиту. После чего за фасадом очевидной и неадекватной бравады обнажается глубокое страдание этих детей. «Я-концепция» еще более незрелая. Реальная возможность опереться на поддержку семьи и одноклассников еще более проблематичная. Поэтому пристальное наблюдение за поведением таких детей позволяет рано или поздно оценить его как неискреннее, игровое, связанное с постоянным напряжением, при котором «игрок» (ребенок, подросток) находится на грани срыва [19, c.85].

4 тип. Бегство от жестокого обращения.

Данная категория подвергшихся насилию детей и подростков непосредственно избегает любых контактов с агрессорами, вплоть до полного отказа от посещения мест, связанных с жестоким обращением или с ним ассоциированных. В одних случаях речь идет о соответствующей доминирующей поведенческой стратегии, в других – о провоцирующих, запускающих механизмах бегства несовершеннолетних от уже существующих социальных проблем.Эти дети отличаются особенно незрелой «Я-концепцией», крайне низкой самооценкой, высоким уровнем тревожности, низким или отрицательным статусом в сообществе учеников. Соответственно этому они категорически отрицают саму возможность любой поддержки,от кого бы она ни исходила. Именно они представляют высокий риск трансформации избегающего поведения в аддиктивное, то есть ситуации, когда объяснимое и понятное на первых этапах совладания с проблемой поведение перерастает в саму потребность в бегстве как единственный фактор эмоционального комфорта личности. При этом диапазон бегства может быть разнообразным: от ухода и бродяжничества до развития других нехимических (игровая зависимость, интернет-зависимость) и химических зависимостей [19, c.88].