4. Слабая индивидуализированность и избирательность куль­туры.

Выбор тех или иных ценностей связан чаще всего с групповыми стереотипами (“принцип селёдки в бочке”) достаточно жёсткого характера — несогласные сильно рискуют пополнить ряды “лохов” — “отверженных”, “не интересных”, “не престижных” людей с точки зрения “толпы”, обычно равняющейся на некий идеал — “крутого(-ую)” (иногда в лице лидера данной группы). Групповые стереотипы и престижная иерархия ценностей обусловлена половой принадлежностью, уровнем образования, в определённой мере местожительством и национальностью реципиента, однако в любом случае суть их одна: культурный конформизм в рамках неформальной группы общения и неприятие других ценностей и стереотипов, от более мягкого в среде студенческой молодёжи до более агрессивного в среде учащихся средней школы. Крайним направлением этой тенденции молодёжной субкультуры являются так называемые “команды” с жёсткой регламентацией ролей и статусов их членов.

5. Внеинституциональная культурная самореализация.

Данные исследований показывают, что досуговая самореализация молодёжи осуществляется, как правило, вне учреждений культуры и относительно заметно обусловлена воздействием одного лишь телевидения — наиболее влиятельного институционального источника не только эстетического, но и в целом социализирующего воздействия.

6. Отсутствие этнокультурной самоидентификации.

Народная культура (традиции, обычаи, фольклор и т.п.) большинством молодых людей воспринимаются как анахронизм. Попытки внесения этнокультурного содержания в процесс социализации в большинстве случаев ограничивается пропагандой древнерусских обычаев и православия. А этнокультурная самоидентификация состоит а прежде всего в формировании положительных чувств к истории, традициям своего народа, т. е. того, что принято называть «лю­бовью к Отечеству», а не только в приобщении к одной, пусть даже самой массовой, конфессии.

Прочие особенности молодежной субкультуры.

Ее определяющей характеристикой в России является фено­мен субъективной «размытости», неопределенности, отчужде­ния от основных нормативных ценностей (ценностей большин­ства).

«Участие в политической жизни» в шкале ценностных сужде­ний, предложенных в ходе анкетного опроса учащимся старших классов петербургских школ, заняло последнее место (это за­нятие привлекает лишь 6,7% опрошенных). Только каждый че­твертый из старшеклассников (25,5%) готов жить для других, даже если придется поступиться своими интересами, в то же время почти половина выборки (47,5%) полагает, что «в любом деле нельзя забывать о собственной выгоде».

«Политикой» интересуется лишь 16,7% опрошенных. Лишь треть из старшеклассников (34,4%) имеет сло­жившиеся политические убеждения (по самооценке), в то время как вдвое большее число либо вообще ими не обладает, либо никогда не задумывалось об этом (соответственно 29,5 и 37,1%). Известно, что молодежь—наиболее неустойчивая часть электората, реже других социально-демографических групп на­селения выступает в качестве реципиента политической инфор­мации, почти не читает ежедневных газет.

В наше время студенты быстро продвинулись в овладении новыми стереотипами, молодое поколение свободно от тоталитарного страха. Исследование показало, что понимание студентами, например, свободы, вполне соответствует “новому мышлению”. Как правило, они рассматривают свободу не в соответствии с необходимостью, а в “связке” с принуждением и насилием. Невмешательство государства в частную жизнь человека молодые люди понимают в качестве важнейшего признака свободы.

Вопрос о понимании студентами социальной справедливости выявил темп обретения новым поколением ценностей демократического общества, а именно жизнь по закону. Молодёжная субкультура есть искаженное зеркало “взрослого” мира вещей, отношений и ценностей. Наиболее важной ценностью у многих признаётся “эквивалентность взаимного воздаяния” (необходимость вознаграждения за добро и возмездия за зло).

Молодые люди выбирают демократическую форму правления, учитывая даже негативные стороны современного социального развития общества. Рассчитывать на эффективную культурную самореализацию молодого поколения в больном обществе не приходится, тем более, что и культурный уровень других возрастных и социально-демографических групп населения России также постепенно снижается.

Усугубляется и межгенерационное отчуждение, включающее широкий спектр неприятий—от разрушения внутрисемейных контактов (по критериям взаимопонимания и взаимного дове­рия) до противопоставления «нас» (как ценностного, так и деятельностного) всем предшествующим, «советским» поколениям.

Определенная генерационная комплиментарность (противопо­ставление образа «мы» и «они») традиционна, достаточно вспом­нить хотя бы хрестоматийный роман И.С.Тургенева «Отцы и дети». Однако сегодня генерационная комплиментарность моло­дого поколения нередко выливается в полное отрицание всех «папиных» ценностей, включая историю собственного государ­ства. Эта позиция особенно уязвима, если иметь в виду собст­венную аполитичность молодых людей, их устраненность от учас­тия в решении социальных проблем для общества, а не только групповых или корпоративных (сотрудничество)—для себя.

Генерационное отчуждение выступает в качестве психологического антонима («мы» и «они»). Особенно явственно это про­тивопоставление прослеживается на уровне собственно куль­турных (в узком смысле) стереотипов молодежи: есть «наша» мода, «наша» музыка, «наше» общение, а есть—«папино», ко­торое предлагается институциональными средствами гумани­тарной социализации. И здесь обнаруживается третий (наряду с социальным и межгенерационным) аспект отчуждения моло­дежной субкультуры — культурное отчуждение.

Многих людей беспокоят «разруши­тельные мотивы» в “молодёжной” музыке. Формируется поколенческая идео­логия с девиантными тенденциями.[5]

Вообще, наблюдается тенденция к дегуманизации и деморализации в содержании искусства, что проявляется прежде всего в принижении, деформации и разрушении образа человека. В частности, это фиксируется в эскалации сцен и эпизодов насилия и секса, в усилении их жестокости, натуралистичности (кинематограф, театр, музыка, литература, изобразительное искусство (, реальная жизнь?)), что противоречит законам человеческой нравственности и оказывает негативное воздействие на молодёжную (в частности) аудиторию. Это воздействие подтверждается многочисленными исследованиями.

С конца 80-х годов ситуация в нашем массовом искусстве, особенно в экранных видах искусства, стала резко изменяться, приобретая всё более негативный характер. В частности “идолы потребления” (поп-/рок-/и т.п. музыканты, шоумены, королевы красоты, культуристы, астрологи,…) вытеснили собой на теле/кино/видеоэкранах “идолов производства” (рабочих-стахановцев, прогрессивных доярок, …). По данным исследований, среди 100 фильмов, наиболее популярных в питерских салонах в 1989г. не было ни одного, отличающегося высокой художественно-эстетической ценностью. По данным сотрудника лаборатории социальной психологии НИИКСИ А.Т.Никифорова, репертуар кинотеатров по частоте демонстрации с конца 1991г. более, чем на 89% состоит из зарубежных фильмов, жанровый репертуар которых возглавляют боевик и эротика. Те фильмы, которые по каким-то соображениям не допускают до широкого эфира, стали доступны по кабельному телевидению и видео. Такое засилье “заморского” искусства, продолжающееся по сей день, во многом объясняется переходом к “русской вариации на тему демократии” (не знаю, как это по научному), При этом культурное наследие СССР сильно потеряло в ценности, а творения нового периода, носят, как правило, подражательный (с ориентацией на Голливуд) характер.