Таким образом, главным вопросом в переходной и тем более кризисной ситуации является не столько чистота принципов и полная демократичность или сверхдемократичность основных политических институтов, сколько их демократичность в сочетании с эффективностью. Главным аргументом сторонников авторитаризма всегда было и будет утверждение о принципиальной неэффективности демократических институтов, якобы, не соответствующих национальным традициям и особенностям развития данного государства, данной цивилизации и т.п. Противопоставить этому аргументу можно не столько утверждение о том, что демократия важна и ценна сама по себе (этот тезис может быть воспринят лишь частью интеллектуалов, но не большинством населения), сколько реальное подтверждение эффективности демократических институтов и неэффективности авторитарных или тоталитарных режимов.

Однако именно подтверждение действительной эффективности основных демократических институтов является наиболее трудной проблемой как в теоретическом, так и в практическом плане. Это относится прежде всего к России с ее малым опытом функционирования институтов демократии, но, разумеется не только к ней: не менее остро эта проблема стоит в странах Латинской Америки, Южной и Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока, включая такие крупные государства, как Китай, Пакистан, Индонезия, Иран. Следует отметить, что в научной и особенно публицистической литературе эффективность демократических институтов часто считается самоочевидной, не требующей доказательств и обоснований. Между тем проблема эффективности и действенности демократических институтов в применении к странам, относящимся не к западной, а к другим цивилизациям, как представляется, разработана недостаточно. Так, с точки зрения теории модернизации, современное общество и современная политическая система (которая, как обычно подразумевается, является демократической) предстает как наиболее эффективная, динамичная, приспособленная к быстро меняющимся условиям современного развития. Но, в отличие от ранних исследований модернизации, в более поздних работах было установлено, что эффективная модернизация может совершаться лишь при опоре на существующие в данном обществе традиции и традиционные институты, - в противном случае модернизация ведет к расколу общества, к росту социальной и внутриполитической напряженности, т.е. к нестабильности политической и экономической системы, к сильным откатам назад[41]. Более того, традиционность и современность образуют два неустранимых полярных начала, которые в ходе модернизации сложным образом взаимодействуют, взаимопроникая и обуславливая друг друга. Вместе с тем ключевой вопрос, состоящий в том, как сочетается при последовательно проведимой модернизации опора на традиции с эффективностью демократических политических институтов, в теории модернизации чаще всего остается в тени. В значительной мере этот вопрос остается непроясненным и в большинстве теорий демократического транзита.

Анализ закономерностей утверждения и развития демократических режимов позволяет утверждать, что демократические политические институты в том или ином обществе становятся действительно эффективными лишь в результате длительного процесса развития и адаптации к условиям и традициям данного общества. В этой связи необхрдимо отметить, что эффективность демократических институтов, характерная для стран Запада, вопреки устоявшемуся мнению, возникла отнюдь не сразу, и для ее достижения понадобился чрезвычайно длительный и сложный исторический процесс адаптации этих институтов к традициям, ценностям и нормам западного общества. Фактически, если не брать США и какой-то мере Великобританию, по-настоящему эффективными демократические институты в странах Запада стали только после второй мировой войны. Даже во Франции с ее длительной историей попыток утверждения демократии эффективность и стабильность демократических политических институтов была достигнута лишь в конце 1960-х гг., после утверждения Пятой республики и правления де Голля. В таких странах, как Италия, Испания, Португалия, Греция, это произошло еще позже - в 1970-е - 1980-е гг. Отсюда было бы совершенно неправомерно рассчитывать на то, что в странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, на постсоветском пространстве, где демократические институты утвердились лишь в 1980-е - 1990-е гг., они сразу стали бы стабильными и эффективными, органично сочетающимися с ценностями и нормами этих обществ.

С этой точки зрения, часто звучащие в отечественной и зарубежной прессе утверждения о принципиальной несовместимости демократии и демократических институтов с традициями и нормами российского общества являются по меньшей мере некорректными. Тот факт, что демократические институты лишь постепенно могут стать адаптированными и эффективными объясняет все зигзаги и повороты в утверждении и функционировании российских политических институтов. Было бы странно ожидать, что в течение десяти лет в такой огромной стране, как Россия, демократия и демократические институты, по сути впервые начавшие утверждаться, вскоре станут столь же укорененными и столь же эффективными, как в развитых странах Запада. Более того, продиктованные сравнением российской и западной политических систем утверждения о том, что основные политические институты в России не являются демократическими и всегда были лишены демократического содержания, являются весьма опасными, поскольку вольно или невольно оправдывают ликвидацию этих институтов под предлогом их недемократичности.

Между тем российскую демократию очень часто судят именно с позиций современной демократии развитых стран, неявно подразумевая, что Россия должна копировать институты этих стран и во всем руководствоваться их опытом. При таком подходе, присутствующем у многих исследователей, публицистов и особенно журналистов, игнорируется то важное обстоятельство, что утверждение и развитие данного института в любом обществе проходит по крайней мере три основные фазы. Первая фаза - формирование и становление данного института; вторая фаза - его легитимизация, укоренение в обществе и общественном сознании, адаптация к традициям и нормам, и лишь третья фаза означает рост его эффективности, своего рода оптимизацию. Эти фазы могут переплетаться, но, как правило, они разделены во времени и по сути, причем критической и часто наиболее продолжительной является именно вторая фаза. Более того, вторая фаза утверждения демократических институтов может сопровождаться (и чаще всего сопровождается) перерывами, откатами к авторитаризму, за которыми следуют новые попытки утверждения демократических институтов в обновленном виде. Такого рода процессы были характерны для утверждения демократии, например, во Франции, Германии, Италии, Испании, Греции и ряде других стран. Не исключено, что подобные процессы может пережить и Россия, где демократические институты находятся именно во второй, наиболее длительной и сложной фазе своего развития.

Из сказанного, разумеется, не следует, что проблема повышения эффективности демократических (как, впрочем, и рыночных) институтов не стоит в современной России. Напротив, эта проблема стоит чрезвычайно остро, поскольку из-за невписанности многих новых институтов в систему государственного управления, неадаптированности их к условиям и традициям российского общества, недостаточной поддержки демократических институтов политической элитой и массовыми слоями наблюдаются многочисленные сбои в функционировании этих институтов, а то и прямая их дискредитация. Поддержка со стороны общества требуется тем или иным группам политической элиты лишь спорадически, пока они борются за власть и пока они вынуждены апеллировать к массовым слоям. Как только эти элитные группы получают власть, внимание к поддержке со стороны общества тут же резко ослабевает. В таком же спорадически-циклическом режиме функционируют и многие политические институты, например, институт выборов, политические партии и даже парламент[42]. Все это безусловно сказывается на эффективности функционирования политических институтов.