Сегодня по прошествии многих лет, можно уже с уверенностью сказать, что самые мрачные предсказания Оруэлла оправдались, но только лишь в своих частных формах, концептуально он все же ошибался. В наше время на смену жестокому тоталитаризму в мире нищеты и страдания описанному Джорджем Оруэллом, приходит новый ранее неизвестный и не описанный в классических учебниках политологии сытый и обильный тоталитаризм отчуждения, во многом напоминающий мир Олдоса Хаксли изображенный им в романе “О дивный новый мир”. Этот факт отмечает и один из ведущих западных политологов Жан Тириар: “Хаксли … предвидел приход “американского мира”, в котором нам приходится жить сегодня. Этот будущий мир, описанный Хаксли, царит теперь от Лондона до Франкфурта и от Копенгагена до Рима” (Тириар).

Новейший тоталитаризм нашего времени совсем не похож на свою “классическую” форму. Сегодня власть уже не утверждает себя с помощью дубинок и расстрелов, она не депортирует своих противников и не бросает их в лагеря, и не потому, что сама система стала гуманной, просто она осознала крайне низкую эффективность подобных действий. Насильственные акты со стороны властей выполняют в нашем обществе лишь репрезентативные и превентивные функции: демонстрируя непокорным ожидающую их участь и упреждая проявления недовольства. В современных государствах правящим нет больше надобности прибегать к принуждению и насилию, поскольку они правят, как отмечает Хаксли, “населением состоящим из рабов, которых не надобно принуждать, ибо они любят свое рабство” (см.: Хаксли, 1999). Эту мысль подтверждает и знаменитый представитель Франкфуртской неомарксистской школы Герберт Маркузе, который пишет, что: “Хотя рабы развитой индустриальной цивилизации превратились в сублимированных рабов, они по-прежнему остаются рабами, ибо рабство определяется не мерой покорности и не тяжестью труда, а статусом бытия как простого инструмента и сведением человека к состоянию вещи” (Маркузе, 1994, с 43). Это новое рабство в котором находится современный человек не связано ни с изнурительным многочасовым трудом, ни с голодом и страданиями, ни с бедностью и нищетой. Напротив, оно легко и вольготно, приятно и незаметно для человека, хотя в тоже время целиком и полностью поглощает все его существо. Латентный характер этой новой несвободы предполагает, что она не может быть в полной мере идентифицирована человеком, а следовательно и не воспринимается им как реальная опасность его свободе и независимости, в этом и заключается ее сила и власть над людьми. Когда-то Эрих Фромм писал, что: “На протяжении всей истории народы и классы выступали против своих угнетателей, если была хоть малейшая надежда на победу, а иногда и при отсутствии такой надежды” (см.: Фромм, 1999, с. 245-246). Сегодня вести борьбу не с кем, враг размыт, сознательно завуалирован, скрыт под маской товарного гуманизма. Он отсутствует, но в тоже время присутствует везде и повсюду. [c.135]

Современное капиталистическое общество выработало идеальный способ порабощения человека: оно эксплуатирует труд человека, его физическую силу и интеллектуальные способности уже не непосредственно, как это было во времена К. Маркса, а через промежуточный этап – посредством фабрикации многочисленных псевдопотребностей (“репрессивных” потребностей в терминологии Г. Маркузе). Бесконечное удовлетворение этих потребностей становится первостепенной обязанностью современного человека по отношению к существующему общественному строю и наилучшей гарантией его незыблемому существованию. Как откровенно признавался президент Д.Эйзенхауэр: “современная экономика может спастись, только превращая человека в потребителя отождествляя его с как можно большим количеством потребляемых ценностей” (см.: Vaneigem, 1967).

Этот тезис подчеркивает и развивает Ги Дебор, который пишет, что на нынешнем этапе “второй индустриальной революции” весь без исключения продаваемый труд повсеместно становится тотальным товаром, чье циклическое воспроизведение должно продолжаться. Ради этого необходимо, чтобы такой товар по частям возвращался к фрагментарному индивиду, абсолютно отделенному от производительных сил, действующих как целостная система (см.: Дебор, 2000, с. 34-35). Циклическое обращение товара, о котором пишет Ги Дебор, выполняет в современном обществе двойственные функции: с одной стороны оно разрешает проблему капиталистического производства, а с другой – выполняет идеологические функции контроля за поведением людей посредством искусственного насаждения потребностей. Эффективность этого контроля может быть оценена исходя из сформулированного еще в начале прошлого века Г.Лебоном “уравнения благополучия”, заключающимся в корреляции потребностей и средств их удовлетворения. Если сохраняется равенство между частями этого уравнения человек удовлетворен и доволен своим положением, если же возникает серьезная диспропорциональность следует недовольство и социальные неурядицы (см.: Лебон, 1995, с. 37-38).

Следует отметить, что сам характер потребностей претерпел за эти годы значительные изменения. Формирование потребностей сегодня всецело подчинено законам рыночного производства и находится в прямой зависимости от прогрессирующего роста товарной массы константно выбрасываемой им на потребительский рынок. Иначе говоря, в обществе товарного изобилия функциональные обязанности вещей заключаются уже не столько в удовлетворении человеческих потребностей, сколько в их активном формировании. Использование вещей в наше время уже далеко не исчерпывается лишь только их практическими функциями, более того объективная обусловленность вещей оказывает вторичной перед их символическим содержанием. Даже самая ординарная по своим потребительским характеристикам вещь, преподносится человеку как некое идеальное средство разрешения человеческих проблем и забот, как некий “золотой ключик” в кладовую его потаенных желаний, приобретая тем самым почти магическое содержание. Весьма лаконично формулирует эту мысль Ж.Бодрийяр, который пишет, что: “Как на каждый день в году есть свой святой – [c.136] так и для каждой проблемы есть своя вещь; главное – в нужный момент изготовить ее и выбросить на потребительский рынок” (Бодрийяр, 1999, с. 138). В каждой реальной вещи человеком переживается ее воображаемая, мнимая, симулятивная сущность, за каждой реальной вещью для человека скрывается вещь как предмет грез и мечтаний. Человек сегодня живет в мире символических вещей, являющихся всецело результатом его бессознательной деятельность. Таким образом, мировоззрение человека в значительной степени складывается из мнимостей, симулякров вещей чувственного мира.

Оказавшись втянутым в эту “игру” человек уже не может остановиться. Загипнотизированные широким набором развлечений, предлагаемым “обществом спектакля”, начиная от товаров и услуг и кончая непосредственными развлечениями и повседневными удобствами, люди впадают в пассивное потребление, все больше и больше абстрагируясь от окружающей действительности. Потребление в обществе товарного изобилия приобретает характер психологически интенсивного процесса выбора, организации и регулярного обновления бытовых вещей, в котором неизбежно участвует каждый член общества. Приобретая вещи, современный человек стремится к вечно ускользающему идеалу, опережает время благодаря покупке в кредит, пытается зафиксировать и присвоить себе время, собирая старинные коллекционные вещи (см.: Бодрийяр, 1999, с. 3-5). Удовлетворение основных потребностей остается лучшим гарантом отчуждения; нет лучшего прикрытия для отчуждения, чем его оправданность первостепенными нуждами. Отчуждение умножает потребности, потому что не способно удовлетворить ни одну из них; сегодня степень неудовлетворенности измеряется количеством машин, холодильников, телевизоров: предметы, производящие отчуждение, утратили загадочность трансцендентности, вот они перед нами в своей конкретной нищете. Быть богатым сегодня означает обладать самым большим числом бедных предметов (Vaneigem, 1963).