Женщина с пятью классами образования, о которой я говорила, в силу своей неграмотности находилась за пределами воздействия идеологической системы. Никаких "Кратких курсов" она не читала и над собой не работала.

Другие документы свидетельствуют о работе над собой.

Работа над своим телом и над овладением дискурсивным языком идет рядом. Иногда спрашивают, что первично - дискурс или телесные практики? Это вопрос о курице и яйце. Женщина, которая не работала над собой, не вырабатывала стиль своей жизни, была в стороне от работы пропагандистской машины, не овладевала идеологическим языком, осталась там же, где и была. Вся ее социальная мобильность составила 15 километров: из деревни в шахтерский городок. Из ее записок встает только картина распада традиционного общества и ничего больше. С точки зрения соотношения контроля и самоконтроля - разнузданность, элиминация традиционных механизмов регулирования конфликтов. Эта женщина не владеет литературным языком, она не может выстроить биографический нарратив, рассказ ее идет кругами. Время традиционного общества - круг.

Люди с длительной советской идентичностью овладевали и языком идеологического дискурса, и новыми телесными и жизненностилевыми практиками, которые воплощались в представлении о культурности. Овладение литературным языком и новыми культурными практиками шло рядом. Все увлекались театром, кино. Партийный работник в маленьком северном городке, сын раскулаченного, вспоминает, что в юности очень любил Чарли Чаплина, хотя теперь не понимает, что он в нем находил. Театр здесь - ключевая идеологема. Хождение в театр - знак культурного времяпровождения, знак нового жизненного стиля.

"Культурный" - ключевое слово 30-х - 50-х годов.

Интересные коллажи о культурности я составляла из различных документов. "Культурно оделся, сходил в кино, очень хотелось сходить в Парк культуры и отдыха - денег не хватило". О квартирах и жильцах: "Его дом - громадина, и вообще там люди высшего сословия, вход по пропускам".

Или: "Она была весьма развитой дивчиной из культурной состоятельной семьи, семьи советской аристократии".

"Вращаясь в кругу делекторов и вообще людей материально обеспеченных, хорошо одевающихся, всегда чистых, я сам всегда старался быть одетым аккуратно, с накрахмаленным воротничком и выглаженным костюмом. Это прививало мне внешнюю культуру." Стремясь к "культурности", вчерашние крестьяне одновременно использовали испытанные крестьянские жизненные техники. Рядом шло овладение идеологическим языком и выработка нового жизненного стиля. Подражая культурным "привилегированным" студентам, автор вышеприведенных записей считал необходимым не только соблюдать телесную чистоту, но и в тетрадочку выписывать "душепроницающие фразы". Это были слова из задаваемого обществом дискурса.

Для одной группы людей вхождение в Модерн совпало с вхождением только в орбиту действия систем государственного насилия. Их перемалывало, их как бы "выпекали", регулировали (закон о 20-минутном опоздании и т.д.). Автор дневника отмечает, что есть ребята, тоже приехавшие из деревни, но "они прогуливают, пьянствуют, пляшут, девок лапают". Он хочет себя от них отделить, а потому "работает над собой". Он хочет быть культурным: ходить в кино, в театр, читать книги (в этой среде письмо и книги представляли огромную ценность). Другая группа людей попадала в орбиту действия идеологических систем легитимации, которые представляют собой важный параметр Модерна.

Ключевым кодом советской цивилизации был вербальный код. Когда ленинградский партийный работник попал в освобожденный от немцев Выборг, где работал до войны, его больше всего удивило, что там сохранились плакаты, которые еще при них были развешаны. Он удивляется: и как же это финны и немцы не обратили внимания на эти плакаты? Почему их не сняли. В советском обществе иделогическая игра выполняла ключевую роль, в западном она не была центральной.

Некоторые выводы. Анализ "человеческих документов" советской эпохи позволяет ощутить, что Модерн не сводим к капитализму, к индустриализму, что существует и другой ряд измерений, в том числе антропологических, жизненностилевых. Есть также такие измерения как абстрактные идеологические системы легитимации, централизованные системы насилия.

Что еще мне позволили почувствовать эти документы? Автор приводимого мной дневника, который хотел быть культурным, вписаться в общество, писать грамотно, потерпел неудачу. Его разоблачали, он был в лагере и даже работал мелким агентом ГПУ. Советскую идентичность он утратил. Однако и он, и множество таких как он, вошли в Модерн. При нем осталось его приватное пространство, которого в крестьянском своем бытии он не имел. При нем осталась способность к проектированию "я".

Сказанное не означает, что такое проектирование носило целерациональный характер. Работали "логики практики". Один чудак собирал свои личные листки по учету кадров. Сопоставление этих листков с другими документами позволяет понять, как происходила игра. Ему дают справку (и она есть в его фонде), что он из семьи крестьянина- середняка. А в личном листке по учету кадров он пишет, что он из семьи бедняка и начинает играть, осознавая, что эта игра - риск. Это уже свидетельствует о способности к реконструированию биографии. Вообще, написание автобиографий для этих людей - это новые техники, недоступные крестьянину.

В нашей культуре никогда, как известно, Библию не читали. "Краткий курс" - может быть первая книга, которую читали все, и коллективно и индивидуально. Следует отметить, что через приобщение к идеологическим дискурсивным практикам бывшие крестьяне выходили из традиционного времени-круга и входили во время-стрелу Модерна. Из источников, о которых я рассказываю, хорошо видно, что если бы не случилось то, что с ними случилось, то они бы воспроизводили до бесконечности отношения традиционного общества. Люди, к которым приросла идеологическая речевая маска, были "удачниками". Они были идеально вписаны с советское общество. Те, кто потерпел неудачу, но, тем не менее, не плыл по течению, культивировал самоконтроль, вместо кусочка власти получали, например, дар "приватной" рефлексии. А следующее поколение унаследовало то, что с трудом добыли предыдущие. Часто пишут (Левада например) об узком мировоззренческом горизонте советского человека. Но для этих крестьянских ребят горизонт был немыслимо широк. Они из общины входили в "большое" общество. Сейчас бывшие советские люди так входят в большой мир.

Исследование советской модернизации в антропологическом ключе позволяет сделать вывод, что Модерн у нас состоялся. Другой вопрос, что задача очерчивания социальных пространств Модерна, подробная характеристика советской цивилизации потребуют больших усилий разных специалистов.

Список литературы

Н.Козлова. Советская модернизация в антропологическом ключе.