Отец, Вольф Андреевич Жириновский, был простым юристкон­сультом, работал в Управлении Туркестано-Сибирской железной до­роги. Он умер в год, когда родился Владимир, в результате автомо­бильной катастрофы. Владимир стал сиротой. Корову, которая была у семьи, пришлось продать из-за отсутствия кормов. мать - Александра Павловна, домохозяйка, - вынуждена была пойти на работу в зооветеринарный институт. Александра Павловна родом из Саранского уезда Пензенской губернии, как и ее родители. О родителях отца он говорит следующее: «Бабушка и дед, погибшие еще в войну были русскими. Но если . историки, занявшиеся моей родословной и защитив на этом диссертации, найдут другую кровь, я буду только рад, поскольку президент многонациональной страны тоже должен быть многонационален».[12]

Семья жила бедно, в коммуналке, выданная им в 1940 г. трехкомнатная квартира, во время войны из-за наплыва беженцев в тыл была «уплотнена», Владимира сдали в детский сад на «пятидневку», здесь проявились его будущие диссидентские наклонности: «Мои детсадовские воспитатели . могут подтвердить, что просили родителей забрать меня из сада, поскольку я оказался неуправляем, как все дети, которые соглашались играть в одну игру. Мне нужно было свое. И первая учительница . Мария Петровна, тоже была недовольна моей неуправляемостью».[13]

Александра Павловна определила сына в круглосуточные ясли. Шесть дней в неделю Владимир находился в палате, где было ещё 20 ребятишек, пока его не перевели в детский сад. Это уже был не шести­дневный круглосуточный, а обычный детский сад. В нём он пробыл до 6-ти лет и ходил туда с неохотой. Так как дома он был предоставлен сам себе и мог искать себе «подножный корм», лазить с приятелями по садам, рвать яблоки, груши, сливы, вишню. Дома у Владимира не было детского уголка, игрушек, детских книжек. Когда Владимир научился читать, он открывал книги для взрослых, но мало что понимал.

В 1953 году Владимир пошёл в первый класс, это была мужская школа. И только со второго класса ввели совместное обучение. После того как мама пошла работать в столовую жизнь стала сытнее и надёжнее. Она там питалась и что-то приносила домой. Володя никогда не имел новых вещей и всегда носил старые поношенные вещи.

В то же время Владимир не мог реализовать своих потенциальных способностей: мечтал научиться играть на фортепиано, но не было возможности . Пытался играть в духовом оркестре Дома пионеров в Алма-Ате, потому что бесплатно, в струнном оркестре на народных инструментах, на домре . Родители гитару купили и самоучитель. Владимир одиннадцать лет проучился в одной школе. Средняя школа с производственным обучением, где готовили автослесарей 2-го разрядаю. С 8-го класса ходил на авторемонтный завод № 2 г. Алма-Аты на практику, в другие городв уехали два-три человека, в том числе и Владимир.[14]

После окончания алмаатинской школы в 1964 г. он приезжает в Москву с желанием сделать дипломатическую карьеру. Надо сказать, весьма честолюбивая мечта была у этого нового провинциала. Без «специальной подготовки» поступить в Институт Азии и Африки при Московском университете, кузнецу советской элиты было практически невозможно. Владимир поступает с первой попытки.

Прибытие в Москву … нужна адаптация, и опять материальные затруднения, опять койки, общежития, вся эта коммунальность, когда по четыре человека живут в одной комнате. Снова эти общие туалеты, столовые, снова общественное питание, тяжёлая учёба в языковом

ВУЗе, где много новых дисциплин, высокие требования, - сразу всё это надавило на тело и душу семнадцатилетнего юноши.

В группе Владимира по специальности «Турция и турецкий язык» было 6 человек: в том числе сын генерала, сын заместителя министра иностранных дел, сын ответственного работника ЦК КПСС, сын начальника главка госкомитета по внешнеэкономическим связям. Завязать дружбу с ними ему, живущему в общежитиии на небольшие деньги, присылаемые матерью, было невозможно. Оставались занятия и общественная работа.

Уже первокурснику Жириновскому дается характеристика, аттестующая его как активного дисциплинированного комсомольца, всегда охотно исполняющего поручения. Кроме того, он отличник в вечернем университете марксизма-ленинизма. Вот только из-за скудной разнарядки для интеллигенции для вступления в КПСС у Жириновского шансов не было.

В 1967 г. он участвует в работе дискуссионного клуба на Центральном телевидении, а в 1969 – 1970 гг. стажируется на Гостелерадио.

Уже на 4-м курсе Владимир – член профсоюзного комитета, секретарь бюро ВЛКСМ института. Уже с 1967 года стал проявлять политическую активность. 15 апреля 1967 года направил письмо в ЦК КПСС и в обращении к руководству страны предложил провести реформы в области образования, сельского хозяйства, промышленности. В декабре 1967 года Владимир делает ещё один шаг. Резко выступает на диспуте «Демократия у них (т.е. на Западе) и у нас (т.е. в СССР) ». Это не понравилось кое-кому, кто всегда присутствовал на подобных диспутах. Так он попадается на заметку к руководству института, в частности – ректору ИВЯ А.А. Ковалёву, проректору М.Ф. Юрьеву. И уже в январе 1968 года первый политический удар – ему не утверждают характеристику для поездки переводчиком на один месяц со спортивной делегацией в Турцию – как политически неблагонадёжному. И только в апреле 1969 года, он в первый раз поехал в капиталистическую страну, а до этого, в 1966 году, он в первый раз побывал за границей – в Венгрии – в составе студенческого строительного отряда МГУ.[15]

В 1969 г. его в качестве поощрения направляют в Турцию на строительство Искендерунского металлургического комбината переводчиком. «Еще перед отлетом купил в «Шереметьево-2» на все оставшиеся деньги значки, - вспоминает Жириновский, - дарить как сувениры. Штук 30 взял. В Турции я провел несколько месяцев. Значки раздавал знакомым - в кафе, магазинах. А турецкая тайная полиция, наблюдавшая за мной, истолковала все по-своему. На одном из значков был Пушкин. С бакенбардами. Полицейский принял его за Карла Маркса в молодости, а в Турции коммунистическая пропаганда запрещена законом . Пытались завести дело. Допросили моих знакомых, они подтвердили, что я наоборот ничего такого им не говорил. Месяца два длился этот процесс, мне не разрешали уезжать из страны, пока не разобрались».

Стамбульская же газета «Миллиет», освещая эти события (ей, очевидно принадлежит приоритет в освещении многогранной деятельности Владимира Вольфовича), писала, что Жириновский посажен был в турецкую тюрьму на целые сутки за то, что, несмотря на многочисленные предупреждения местных властей, он не только продолжал распространять среди турецких рабочих и ИТР стройки значки с изображением Ленина и Маркса, но даже агитировал их за коммунистический образ жизни.

После этого инцидента комсомольская карьера была оставлена. Несмотря на то, что Жириновский с отличием заканчивает в 1970 г. университет, а в 1969 – 1970 гг. стажируется в Госкомитете по внешнеэкономическим связям, вместо экзотических стран он получает распределение в штаб Закавказского военного округа. В тбилисских казармах лейтенант Жириновский провел 2 года (1970 – 1972 гг.) один, без молодой жены, оставшейся в Москве. Демобилизовавшись из армии, он до 1975 г. работал в секторе Западной Европы Международного комитета защиты мира. Изучение немецкого языка он совмещает с учебой на вечернем отделении юридического факультета МГУ (1974 – 1977 гг.), оставаясь «невыездным». У сменившей его в международном отделе племянницы тогдашнего секретаря ЦК КПСС Бориса Пономарева судьба была более благоприятной.[16]