Мы просили всех преподавателей, начиная от кафедры контрразведки и заканчивая кафедрой физкультуры, высказать на бумаге свое мнение о слушателях. Затем это все докладывалось руководителю учебного отделения, который уже сводил все вместе: свои собственные наблюдения с наблюдениями этих преподавателей, и писал развернутую, подробную характеристику.

Это был адский труд. А по объему - всего четыре машинописные страницы. Но рассматривалось все: и личные качества, и профессиональные. Мы закрывались на неделю, на две и сидели: писали, писали . В конце характеристики делали вывод о пригодности или непригодности выпускника для работы в разведке.

В качестве примера я могу сослаться на один печальный в определенной степени момент в своей деятельности. У меня был слушатель, который наши оперативные задачи решал, как семечки щелкал. Иногда создавалось впечатление, что он знает решение заранее. Его четкий аналитический ум позволял ему находить хорошие решения.

Но в то же время само по себе умение решать оперативные задачи не являлось приоритетным. Под конец его обучения я написал на него характеристику, которая препятствовала выпускнику работать в разведке. Сыграли роль его личные качества - карьеризм и неискренность по отношению к товарищам.

Для этого слушателя было как гром с ясного неба, когда он прочитал характеристику хотя в общем-то и положительную, но закрывавшую ему путь в резидентуру.

Я сам работал в резидентурах и потому прекрасно представлял себе, что может быть, когда там окажется такой сотрудник. Он всех перессорит, создаст нервозную и вредную обстановку, которая не позволит нормально работать. Поэтому я должен был написать об этом в характеристике.

Вот про Владимира Владимировича не могу сказать, что он карьерист. Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. Но я помню, что указал в качестве негативных сторон в его деятельности некоторую академичность. Я не имею в виду, что был он сухарь. Нет, он был остроумный, за словом в карман не лез.

Дальнейшее использование каждого слушателя определяла очень высокая выпускная комиссия. Она вызывала выпускника пред свои светлые очи и, зачитав его характеристику, определяла, в какое подразделение КГБ он направляется.

В результате обучения Владимир Владимирович был закреплен за представительством КГБ в ГДР.

- Когда я учился в КИ, с самого начала было ясно, что меня готовят в Германию, потому что натаскивали на немецкий язык. Вопрос был только, куда - в ГДР или ФРГ.

Для того чтобы поехать в ФРГ, надо было поработать в соответствующем отделе центрального аппарата. Полтора, два, три года . у всех по-разному. Это один вариант. Мог я это сделать? В принципе мог.

А второй вариант - сразу же поехать в ГДР. И я решил, что лучше поеду сразу.

- Вы ведь в это время уже были женаты?

- В это время - да.

"РИСКОВАННЫЙ СПУТНИК ЖИЗНИ"

- Как-то, когда я уже работал в первом подразделении в Питере, мне позвонил приятель и сказал, что приглашает меня в театр на Аркадия Райкина. У него есть билеты, девушки будут. Сходили. Девушки действительно были.

На следующий день опять в театр пошли. Уже я билеты доставал. И на третий то же самое. С одной из них я начал встречаться. Мы подружились. С Людой, моей будущей женой.

- И сколько продолжались эти встречи?

- Долго - года три, наверное. Мне уже было 29 лет, я привык все планировать. Да и друзья стали говорить: "Слушай, прекращай ты, давай женись".

- Да они завидовали.

- Конечно, завидовали. Но я и сам понял, что если не женюсь еще года два-три, не женюсь никогда. Хотя, конечно, привычка к холостяцкой жизни сложилась. Людмила ее искоренила.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА, супруга:

Я из Калининграда. Работала стюардессой на внутренних линиях. Международных линий в Калининградском авиаотряде не было: Калининград ведь был закрытым городом. Наш авиаотряд был немногочисленным и молодым.

В Ленинград мы с приятельницей прилетели на три дня. Она тоже стюардесса из нашего отряда; пригласила меня в театр Ленсовета на концерт Аркадия Райкина, а ее, в свою очередь, пригласил один знакомый. Одной ей было идти страшновато, она и позвала меня. Этот знакомый, узнав, что я иду, пригласил и Володю.

Мы втроем - я, моя подруга и ее приятель - приехали на Невский, там есть театральная касса, возле здания Думы. Такая башня с часами. Володя стоял на ступеньках этой кассы. Он был очень скромно одет, я бы даже сказала, бедно. Совсем невзрачный такой, на улице я бы даже не обратила внимания.

Посмотрели первую часть. В антракте вышли в буфет. В основном веселилась я, старалась всех рассмешить. Но мне далеко было до Райкина - все как-то не очень реагировали. Но меня это не смущало.

После концерта договорились встретиться опять и пойти в театр: мы ведь приехали всего-то на три дня, и нас, естественно, интересовала культурная программа. Мы поняли, что Володя - тот человек, который может достать билеты в любой театр.

На следующий день действительно встретились. Правда, того приятеля, который нас познакомил, уже не было.

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:

Я купил свою первую машину, "Жигули" первой модели. Я тогда окончил консерваторию, попал в коллектив к Мравинскому, ездил на гастроли в Японию и все такое. У меня денег было больше, чем у Вовки. Привозил я ему из командировок сувениры, футболочки какие-то .

И вот мы как-то договорились с ним встретиться на Невском. Он говорит: "Там к тебе девочки подойдут, скажут, что от меня. Я через 15 минут тоже подойду, и пойдем в театр".

Девушки вовремя, как им было назначено, пришли. Одна из них была Люда. Очень симпатичненькая. Сели ко мне в "Жигули". Стали его ждать. Мне было дико неудобно, что я там сидел с ними: мимо проходили какие-то знакомые, узнавали меня - все это было не очень кстати. Так мы сидели где-то час. Я все это время утомлял этих девиц разговорами. Так мне казалось, но на самом деле мне с ними было очень легко.

Наконец появился Володя. Он вообще, кстати сказать, почти всегда опаздывал. Пошли в театр. Что мы там смотрели, я, конечно, не помню. Совершенно не помню. Помню только, что знакомые ходили мимо машины и узнавали меня.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

На второй день мы пошли в Ленинградский мюзик-холл, а на третий опять в театр Ленсовета. Три дня - три театра. На третий день уже нужно было прощаться. Это было в метро. Приятель его стоял в сторонке. Он Володю знал как человека, который не очень-то охотно дает о себе какие-нибудь сведения или тем более телефон свой домашний. Вдруг он видит, как в самый последний момент Володя дает мне свой телефон. И этот приятель позже, когда я уехала, заметил: "Ты что, с ума сошел?" За Володей такого не водилось.

- Это вам муж рассказывал?

- Конечно.

- А он вам сказал, где работает?

- Сказал. В уголовном розыске. А потом, спустя уже какое-то время, я узнала, что в КГБ, во внешней разведке. Для меня тогда, между прочим, все равно было: КГБ, уголовный розыск . Сейчас я знаю разницу.