В процессе становления деятельности и в ней самой как субъект-объектная поляризация возникает процесс саморазличения» (62, 89). В этом саморазличении и противополагании обнаруживается «различие между сущностью деятельности и деятельностью как сущностью человека».

Отсюда желается вывод - деятельность теперь всегда должна определяться двояким образом в зависимости от примата либо объективного (в нашем случае экономического), либо субъективного (политического) моментов.

«В первом случае субъективность представляется лишь полюсом, стороной, т.е. чем-то производным от реального процесса деятельности, во-втором, она исходит от субъекта, как владеющего ею и действующего, в первом - отношение ее сторон рождает аспект целесообразности, во втором она выступает собственно целеполаганием и целевыполнением, т.е. опосредствует человеческие потребности и их удовлетворение» (62, 89).

Для нас важным является отнесение деятельности как к единству объективного и субъективного, наделение субъективного двухсторонней природой. Отсюда содержанием диалектики субъективного и объективного выводится противоречие между субъективным как продуктом объективного и субъективным как «наступающим» на объективное. Данное противоречие является источником внутреннего функционирования диалектики субъективного и объективного. Степень или мера «наступления» субъективного на объективное будет характеризовать смену состояния диалектики субъективного и объективного в историческом разрезе.

Вопрос о преобладании политического («наступление» субъективного) или экономических моментов на том или ином историческом этапе стал камнем преткновения в марксистской историографии. Свидетельством тому служит дискуссия, развернувшаяся во французской марксистской теоретической мысли в лице Л.Альтюссера и его сторонников, с одной стороны, и коммунистов-традиционалистов - с другой. Альтюссер подошел к проблематике детерминации (обусловленности) с теоретической инновацией в 1963 г. в статье «О материалистической диалектике».

«Детерминация, в конечном счете, экономикой проявляется в реальной истории как раз в перестановках первой роли между экономикой, политикой, теорией и т.д.» (168, 230). Марксово положение фиксирует: общественный процесс производства детерминирует, обусловливает все историческое развитие вообще м всегда, т.е. экономика детерминирует все остальные общественные сферы во все исторические эпохи. Экономика всегда в конечном счете является определяющим моментом.

Отличие альтюссеровского истолкования заключается в том, что определяющая в конечном счете роль экономики означает, что экономика не всегда господствует. Представляется, что такая позиция снимает ряд подозрений в «вульгарном экономизме», приписываемому марксистскому учению из-за этого «в конечном счете» и «всегда». «Не подлинная марксистская традиция, - пишет Альтюссер, - а «экономизм» (механицизм) раз и навсегда устанавливает иерархию инстанций, фиксирует за каждой ее сущность и роль и устанавливает одностороннюю направленность их отношений» (168, 231).

Философия структуралистской школы Альтюссера, или, как ее называли, эпистемологического марксизма, различает категорию, определяющую «в конечном счете» роль экономики, и инстанцию, играющую «преобладающую роль».

«Детерминизм в конечном счете структуры целого экономическим моментом, - отмечает Н.Пуланцас, - не означает, что экономический момент играет здесь преобладающую роль . Экономический момент в действительности определяется лишь в той мере, в какой он придает той или иной инстанции преобладающую роль» (168, 234).

Структуралистская концепция целого расставляет следующие акценты, экономика определяет преобладание политики в античном обществе; преобладание религии в феодальном обществе; преобладании экономики в современном (капиталистическом) обществе. Экономический момент, как подчеркивают альтюссеровцы, в капиталистическом способе производства не только не определяется в конечном счете, но играет также и преобладающую роль. Другими словами «детерминирующая в конечном счете инстанция» и «преобладающая инстанция» совпадают.

Подобные отступления, носящие творческий характер, однако модифицирующие фундаментальное положение исторического материализма, вызвали теоретический протест в марксистских философских кругах. Некоторыми критиками такая точка зрения была названа «идеалистическо-политицистской» концепцией отношений между базисом и надстройкой». Идея господства политики над экономикой, по их мнению, подрывала «материалистическую основу» теории государства.

Эта сюжетная линия не получила своего развития в официальной советской теоретической мысли, как в свое время и концепция азиатского способа производства.

Представители структуралистской школы хорошо уловили специфику докапиталистического общества с точки зрения диалектики взаимоотношений политического и экономического моментов. Преобладала политическая и религиозная инстанция в рамках неразличимости экономического и политического, смешивания того и другого. Вопрос о осознании границы возможного и невозможного для политической компоненты в обществе не был поставлен.

Недифференцированность целого со временем из положительного момента стала превращаться в тормоз для дальнейшего продвижения вперед. В этом заключается специфика состояния диалектики соотношения экономики и политики.

Совершенно другая ситуация складывается с подходом к новым общественным структурам в Новое время. Суть взаимоотношений экономики и политики отчетливо выявилась, когда наблюдается резкое повышение роли одной из сторон и когда другая не в состоянии остановить растущие «амбиции» вырвавшейся вперед стороны. Политическая инстанция в своих попытках доказать превосходство или, в крайнем случае» равенство с экономическим в Новое время в конце концов терпит поражение или, в лучшем случае, приближается к состоянию неустойчивого равновесия.

С утверждением экономики в качестве самостоятельной самоорганизующейся системы в обществе фиксируются реальные возможности или невозможности для усиления «наступления» политической инстанции. Но при этом «наступление» политики на экономику не прекращается, более того, имеет тенденцию наращивания. Противоречие между политическим как производным от экономического и политическим как «наступающим» на экономическое продолжает быть источником внутреннего развития общественного целого.

«Наступление» государства на хозяйственный механизм в рамках конкурентного рыночного варианта, экономику проходило несколько этапов, которые совпадали с кризисами свободной конкуренции и монополистической конкуренции. Кризис свободной конкуренции был обусловлен ростом в последней трети XIX в. обобществления производства и усилением взаимозависимости хозяйствующих субъектов. Это заставило экономику обратиться к новым формам устройства собственности и хозяйствования, где роль сознательного, общественного фактора существенно повысилась. Функции регулирования конкуренции рынка стали приобретать общественный статус. Процесс регулирования стал осуществляться не отдельными предпринимателями, как было в условиях свободной конкуренции, а как в крупных капиталистических хозяйствующих субъектах - объединениях предпринимателей. Формы таких объединений были различны: картели - при простом соглашении; синдикаты - при полном слиянии капиталов. Последние стали обладателями монополий на регулирование.